Метро 2033. Корни небес - Туллио Аволедо

На рынке к нам, в общем, относятся безразлично — проходя его, мы встречаем лишь несколько враждебных взглядов. Коридоры, в которые мы теперь углубляемся, практически безлюдны. В них пахнет землей и плесенью. Думаю, что в этих подземельях мы и сами все пахнем именно так. Только со временем к этому привыкаешь. Но здесь этот запах значительно сильнее. Кроме того, здесь слабое освещение. Генераторы не вырабатывают достаточного количества электрической энергии для того, чтобы повсюду поддерживать видимость смены дня и ночи. В некоторых менее важных зонах вроде этой электричества попросту нет.

Альбани роется в кармане спецовки и достает оттуда светодиодный динамо-фонарик, подзаряжающийся вращением ручки. Ценный предмет. Я даже не знал, что такие еще остались. Когда фонарик был новым, одна минута вращения обеспечивала несколько минут света. Теперь для того, чтобы он работал, кардиналу приходится вертеть ручку без остановки. Но даже и так это изумительная вещь. Не хотел бы я оказаться без него в следующей нише, из которой беззубо скалится на меня чей-то череп, сидящий на горстке бедренных костей. Паутина свисает, как саваны. Настоящая пещера ужасов.

Периодически моя рука задевает в темноте что-то движущееся. Мышь или что-то другое. Говорят, в темноте водятся вещи гораздо хуже мышей.

— Это очень перспективная территория. Однажды она станет предметом строительных спекуляций. Как говорят агенты по продаже недвижимости, «у нее большой потенциал».

Я не могу сказать, шутит кардинал или говорит серьезно.

Не знаю, сколько мы шли — может, мили две — по разным уровням склепов до места, кажущегося мне островом света, — освещенной керосиновыми лампами до комнаты.

Кардинал перестает крутить ручку.

— Будьте терпеливы, если их нравы покажутся вам немного… грубыми. Это солдаты. Воспитание — не самая сильная их сторона. Что вы знаете о внешнем мире, отец?

— Очень мало. То, что рассказывают разведчики.

— Люди, которых мы скоро увидим, знают о внешнем мире все. Или, по крайней мере, все, что необходимо для того, чтобы там выжить. Это самый лучший конвой, какого я смог бы для вас желать.

Небольшое пространство заполнено людьми. Две лампочки и дюжина свечей едва освещают его. Когда мы входим, никто из присутствующих не проявляет ни малейшего любопытства.

Альбани улыбается, чинно неся свое тучное тело среди этих людей, худых, как бродячие псы. Я следую за ним, украдкой разглядывая лица солдат и то, как они двигаются, — медленно, словно бы каждое движение, каждое мельчайшее перемещение должно быть тщательно выверено.

Их шестеро. Они разного телосложения, одеты в разные сочетания камуфляжа. Я без труда определяю, кто из них командир. Он единственный из всех стоит, и кажется, что от остальных к нему стягиваются невидимые нити внимания и уважения.

— Капитан Марк Дюран, — шепчет Альбани, представляя нас, — отец Джон Дэниэлс из Конгрегации Доктрины Веры.

Глаза Дюрана улыбаются, но его губы остаются сложены тонкой, невыразительной складкой. В свои верные пятьдесят он поджар и изящен, как борзая. Он напоминает мне кого-то, какого-то человека из прошлого, хоть я и не могу вспомнить его имени. Офицер делает шаг вперед и, протянув руку, пожимает мою крепкой и резкой хваткой.

— Как у вас с оружием? — сразу спрашивает он.

— Я пользовался им, когда был мальчишкой.

— С тех пор прошла куча времени.

— Лет тридцать.

Сидящий рядом с Дюраном человек усмехается, покачивая головой. Это невысокий коренастый тип с бритым наголо черепом, изуродованным шрамом, и знаками отличия сержанта на куртке.

Дюран хлопает его по плечу:

— Поли, одолжи отцу Джону свой пистолет.

Продолжая улыбаться, сержант достает из кобуры пистолет и протягивает его мне.

— Из чего вы стреляли в детстве? — спрашивает меня капитан.

— О, из тьмы всего. Карабины, пистолеты. Еще автоматические ружья, снайперские винтовки, огнеметы, дезинтеграторы…

Капитан смотрит на меня как на сумасшедшего.

— …плазменные рассеиватели, катапульты, валлийский лук, меч, ионная пушка… Есть даже опыт обращения с тактической атомной бомбой.

— Эй, эй. Минуточку, святой отец. О чем это вы?

— О своем единственном опыте обращения с оружием. Я приобрел его, играя на компьютере и на «Плейстешн».

Капитан Дюран качает головой. Сержант трет подбородок.

— Ну вы же понимаете, что это не считается. Вы правда никогда не стреляли? То есть, из настоящего пистолета?

— Нет. Ни единого выстрела.

Сержант обращается к своему начальнику, так быстро говоря по-французски, что мне еле удается уловить только слова «проблема» и «боеприпасы».

Дюран забирает у меня пистолет.

— Вы понимаете, что это значит — выйти наружу, не умея стрелять? Шансов уцелеть у вас будет меньше, чем у снежинки в аду.

— Я считал, что стрельбу вы возьмете на себя.

Дюран строго смотрит на меня.

— В этой мисси все должны быть способны действовать самостоятельно. В отряде нет места обузе. Это значит, что каждый должен быть способен защититься. Иначе он подвергает опасности не только себя, но и всю экспедицию. Ясно?

Я киваю.

Дюран делает одобрительный кивок головой.

— Bon.[9]Теоретическую часть можно опустить. Нельзя сказать, что мы завалены боеприпасами. Практическую часть я преподам вам на месте. Если понадобится. Но, боюсь, понадобится непременно. Пожалуй, теорию я все-таки преподам вам прямо сейчас. Первый и последний урок… В моем отряде всего два правила: один выстрел — один покойник.

Я смотрю на него.

— Это первое правило, — говорю я, — а второе?

— Второе вытекает из первого: транжирить боеприпасы запрещено.

Кардинал Альбани откашливается.

— Не будете ли вы так любезны представить отцу Джону остальных членов отряда, капитан?

Дюран указывает на стоящего рядом коренастого человека:

— Сержант Пауль Венцель, по прозвищу Поли. Специалист по техникам уничтожения. Естественно, в этой области он всегда будет номером два. Никто не переплюнет генерала Фубара.

— Фубара?

Дюран улыбается.

— Игра слов. FUBARD — от the FUBAR Day.[10]Вы знаете, что такое ситуация FUBAR, отец Дэниэлс?

— Признаю свое невежество.

— На армейском американском жаргоне сложные ситуации классифицируются… классифицировались… аббревиатурами SNAFU, TARFU и FUBAR, по степени сложности. SNAFU состоит из начальных букв слов «Situation Normal, All Fucked Up»,[11]TARFU — из «Things Are Really Fucked Up».[12]Аббревиатура FUBAR обозначает наихудшее положение и расшифровывается как «Fucked Up Beyond All Recognition».[13]Это значит, что ситуация настолько плоха, что проще сровнять все с землей и начать заново. День FUBAR…