Царь Саул - Валентин Пронин

Всё это неприятно. Но Шомуэл пока ни о чём не спрашивал управляющего. Сейчас, после разбирательства бесчинств собственных сыновей, ему не хотелось начинать новые дрязги.

Да, среди его окружения некоторые воруют. Есть и такие, по прелюбодействуют или ходят в ханаанские капища, пляшут и поют там на праздниках в честь Таммуза и Ашторет. Сейчас не до того, хотя это крайне прискорбно. Но ему нужно теперь сосредоточиться, постараться умолить Ягбе прийти в свою Скинию и дать растерянному старику совет.

Ханох не стал дожидаться приказаний. Он поклонился и, уродливо изогнувшись набок, стал указывать вывернутыми руками куда-то позади себя.

— Они уже приехали на своих ослицах и лошаках, мой господин и судья, — сказал Ханох и вытер двумя пальцами свой сальный нос. — Они требуют, чтобы ты вышел к ним. Они хотели вломиться прямо ко входу в Скинию, но стража их не пустила.

— Они стоят у ворот? Пусть соберутся во дворе, я выйду. Скажи им.

— Слушаюсь, мой господин и судья.

С помощью расторопного Шуни Шомуэл расчесал костяным гребнем длинную бороду, надел на голову жёлтую шапку из тонкого войлока с золотыми подвесками, а на плечи накинул полосатый зелёный плащ. По возможности выпрямившись и вскинув голову, опираясь на свой судейский посох, главный судья появился во входном проёме на третьей (верхней) ступени.

Прибывшие от двенадцати колен Эшраэля «адирим» — самые влиятельные люди городов, старейшины селений, уважаемые «бородачи», сомкнувшись тесной толпой, тяжело дышали, откашливались и переминилась, стоя перед ним. Они были пыльны, потны и усталы с дороги, в мятых дорожных накидках, с всклокоченными бородами и недовольным выражением лиц. Сейчас они виделись Шомуэлу какой-то сплошной дурно пахнущей массой, хотя многих он знал и разговаривал кое-с-кем из них с глазу на глаз. Всего их было человек шестьдесят.

— Мир вам, братья мои, — произнёс Шомуэл. — Что привело вас в мой дом, составив собрание достойнейших от всех колен Эшраэля?

— Мир дому твоему и благословение Ягбе над тобой, — отвечали представители народа, и начались жалобы на то, что пеласги притесняют их, заставляют собирать непосильные дани и не разрешают пользоваться ковкой железа и литьём бронзы... Приходится постоянно платить — в сидонских шекелях или в ханаанских кольцах из серебра... Нападают часто аммониты и аморреи, угоняют стада, похищают детей и молодых женщин... А защищаться нечем, потому что запрещено оружие, и даже то, которое есть, приходится прятать... Народ устал, народ впал в отчаянье. Надо изменить правление и спасти угнетённых людей ибрим.

Старец из-за реки Ярдона[26], из земли Галаадской медленно приблизился к судье, с усилием потянулся и поцеловал конец его бороды.

— Вот ты состарился, а сыновья твои не ходят путями твоими, — заговорил он проникновенно и жалостливо. — Что поделаешь, всё в руках бога, господин наш и судья. Пришло время. Посмотри вокруг: у всех соседних народов есть цари и есть кому возглавить свой народ в борьбе с врагами. Итак, поставь над нами царя, чтобы он правил нами, как правят цари у прочих народов.

Но Шомуэл гневно сверкнул взглядом из-под нависших бровей и оттолкнул галаадского старика. Тот вздрогнул, попятился и чуть не упал, опираясь на свой простой суковатый посох.

Главный судья откинул полосатый плащ и высоко вскинул руку жестом, призывающим к вниманию.

— Воистину золото мудрости подменили вы медяками вашего упрямства, вашей спешки и своеволия! — с горечью воскликнул он. — Какого царя вы хотите, когда у вас есть вечный царь-бог Абарагама, Ицхака и Якуба, всеведающий и всесотворивший Ягбе? Не меня вы свергаете сейчас с судейского места моего, вы отвергли самого бога. И предки ваши часто поступали таким же образом, когда Ягбе вывел их из рабства Мицраима фараонова. И до сих пор мы оставляете его и служите другим богам: Милькам и Астартам, Мотам и Баалам! Наверное, вы забыли давно про жертвоприношение богу: двух ягнят утром и вечером, и десятую часть ефы[27] пшеницы, смешанной с маслом. А в субботу вы должны закласть на алтаре двух однолетних агнцев без порока и высыпать две десятые чисти муки и вылить в два раза больше масла. А в начале каждого месяца и по праздникам каждая община должна сжечь на алтаре двух быков и восемь баранов! И также соразмерно пшеницы и масла и полкувшина вина на тельца и четверть на овна... Может быть, вы забыли, что нужно закласть одного козла во искупление грехов ваших, который и называется «Козлом отпущения»! — Шомуэл уже не упрекал их, не хлестал их язвительным словом, и прямо-таки кричал на них, как на сброд, как на кучку безмозглых и безнравственных мужланов, не понимающих, в чём их священное счастье. И какие беды призывают они на свои головы, требуя себе царя вместо бога. Но выборные — состоятельные и многоуважаемые вожди родовых колен были недовольны речами, его негодованием и сарказмом. Они хмурились, отворачивали головы от пронзительного укоряющего взгляда судьи и неодобрительно перешёптывались между собой.

Шомуэл понял, что на этот раз он проиграл. Он не смог переубедить их, повести в русле своих желаний и планов. Тяжесть и скорбь, словно плащ из свинца, внезапно грузно пали на его плечи. Он сгорбился и опустил голову.

Приходите утром, — вымолвил он застывшими от горя губами. Ночью я буду молить Ягбе вразумить меня и дать ответ на ваше требованье. А теперь ступайте. Надеюсь, вы нашли, где остановиться для отдыха. Приходите, девушки моего дома омоют ваши нош. Я буду служить и пророчествовать, и передам вам ответ бога.

— Не беспокойся, — раздались заискивающие голоса, — мы устроимся в гостинице и в частных домах. Мы придём завтра.

Они ушли очень довольные, полагаясь на его связь с богом и нисколько не заботясь о последствиях, простые, доверчивые и, в общем-то, недалёкие люди. Они ушли, слегка подталкивая друг друга, пыхтя и посмеиваясь.

Ночью Шомуэл поднялся с постели. За сквозившими искусной резьбой деревянными ставнями окна прихотливо менялись тьма и светлые проблески яркой луны, рогатого светила, столь привлекательного, но чуждого ему. Ибо за лунным явлением, передвижением, влиянием светила на судьбы и здоровье многих смертных стоит не просто свет или тьма с их дрожащей обманчивостью, а воплощается враждебное Ягбе божество Син, отнимающее у истинного бога толпы поклонников.

Сегодня Шомуэл чувствовал в себе не обычную благоговейную уверенность, а некий внутренний надлом. Он старался преодолеть этот надлом, настроить себя полностью на священное общение с Ягбе. Он томил и понуждал своё сердце, своё впечатлительное сознание.

Шомуэл подошёл к тлеющим углям очага, подул на них, зажёг фитилёк бронзового светильника. И, внезапно содрогнувшись, заметил крысу. Она неторопливо перебежала ему дорогу, глянув на замершего от омерзения старика. Злобно блеснули чёрные бусинки глаз, обнажились на мгновение острые крысиные резцы. Бурая и жирная, крыса с наглым спокойствием миновала середину помещения, волоча голый хвост, и скрылась в тени.