Божественный ветер. Жизнь и смерть японских камикадзе. 1944-1945 - Рикихэй Иногути

Как только мы поднялись в воздух, я попытался убрать шасси, однако обнаружил, что рычаг управления заклинило. Капитан Ямамото старался мне помочь со своего места, но тщетно. Нам пришлось лететь с выпущенным шасси. Это значительно убавляло скорость, но ничего нельзя было сделать. Я сделал круг над аэродромом Николс и направился на север. Когда мы пересекали Манильский залив, высотомер показывал 400 метров. Затем я почуял запах бензина!

Наличие паров бензина в самолете крайне опасно. Это признак утечки бензина, способной в любой момент вызвать пожар. Как раз в то время, когда я подумал о возможности такого несчастья и о том, что предпринять, внезапно заглох двигатель. Времени не было даже удивиться. Я включил ручной топливный насос и взглянул на манометр. Я перебрал все переключатели, перепробовал все, но двигатель продолжал бездействовать.

Мы не могли ни вернуть самолет на аэродром Николс, ни сесть на каком-нибудь другом аэродроме. Я перебрал в мозгу все варианты посадки. Можно было либо сесть на поверхность моря, либо на посевы риса. С убранным шасси безопаснее было бы сесть на поверхности Манильского залива, но оно оставалось выпущенным. Если бы мы плюхнулись в воду, я, пожалуй, мог бы выбраться из кабины, однако капитан Ямамото, зажатый в задней части фюзеляжа, не успел бы покинуть самолет.

Как только заглох мотор, я сделал вираж резко вправо и стал пикировать на землю. В поле зрения попала дорога, тянувшаяся внизу вдоль правого берега Манильского залива. Если бы я попытался сесть на дорогу, а самолет развернулся влево, мы могли упасть в море и у капитана Ямамото не было бы шанса выжить. Я решил садиться на посевы риса.

Чтобы не дать самолету застрять в грязи, я внимательно следил за скоростью. В то же время я попытался ослабить крепления моего сиденья, чтобы капитан смог легко покинуть самолет в случае пожара при посадке. Мне удалось вытащить правое крепление, но снятию левого препятствовал мой вес. Видимо, это обстоятельство послужило на пользу, потому что при ослабленном креплении сиденье расшаталось бы и помешало мне управлять самолетом.

Мы быстро теряли высоту, едва не задевая крыши построек, разбросанных в окрестностях Манилы. Совсем близко я увидел рисовое поле, затем последовал чудовищный грохот, с которым самолет плюхнулся на него, подняв фонтаны грязной воды. Чудесным образом мы не перевернулись и избежали пожара в самолете. В момент столкновения с землей стойки шасси сломались, и самолет проскользил метров 20, пока не остановился. Это была счастливая посадка.

Я быстро выдернул оставшееся крепление, удалил сиденье и помог капитану Ямамото выбраться из самолета. Во время крушения капитан повредил левую лодыжку, я же отделался всего лишь несколькими царапинами на лице. Мы с трудом выбрались на ближайшую дорогу и остановили проезжавший армейский грузовик, который довез нас, похожих на двух замызганных крыс из канализации, до штаба.

Именно здесь мы впервые узнали о том, что причиной вызова нас адмиралом Ониси было предложение сформировать специальное ударное подразделение. Когда капитан Ямамото услышал об этом от начальника штаба Ониси, капитана Тосихико Одавары, он немедленно позвонил адмиралу Ониси по телефону в Мабалакат, чтобы сообщить с сожалением о нашей вынужденной посадке. Он добавил, что полностью согласен с планом адмирала и, поскольку связан необходимостью оставаться в Маниле, передает решение всех вопросов в Мабалакате на усмотрение своего начальника штаба, капитана Тамаи.

На следующий день, 20 октября, рано утром я вернулся на автомобиле в Мабалакат и узнал там, что уже отобраны 24 пилота для спецподразделения, получившего название «Симпу». Его команда была готова совершить боевой вылет по первому указанию. Капитан Тамаи рассказал мне об обстоятельствах выбора лейтенанта Сэки командиром подразделения, а также пилотов, предыдущей ночью изъявивших желание войти добровольно в состав подразделения. Меня обрадовало, что формирование спецподразделения прошло так гладко.

В конце октября по утрам и вечерам в центральном Лусоне довольно холодно. Вода в реке Бамбан, текущей непосредственно к северу от Мабалаката, столь прозрачна, что с берега отлично видны мельчайшие камешки на дне реки. По обеим ее берегам качаются на ветру и отражаются в воде белые плюмажи пампасной травы. Этот чудный вид заставил меня вспомнить Японию.

Здесь, в окружении пампасной травы, рядом с каменистым руслом реки, тянущимся к подножию скал, находилась группа молодых людей, чьи мысли в данный момент, очевидно, были обращены к родине, если выпадало время полюбоваться ландшафтом. Они входили в состав первого специального ударного корпуса под командованием лейтенанта Сэки. На заре этого дня, 20 октября, они были готовы приступить к выполнению боевого задания и с воодушевлением обсуждали разные способы атак вражеских авианосцев и меры предосторожности при этом.

За завтраком пилоты не прекращали свой оживленный разговор. Как только они поели, поступил вызов собраться на первую и последнюю инструкцию адмирала Ониси. Двадцать четыре добровольца, состоявших в подразделениях «Сикисима», «Ямато», «Асахи» и «Ямадзакура», выстроились в одну линию. На шаг впереди всех встал лейтенант Сэки. Адмирал Ониси с одухотворенным выражением лица смотрел на строй перед собой. Он выглядел мертвенно-бледным, начал говорить медленно, с трудом подбирая слова:

– Япония – в смертельной опасности. Нашу страну сейчас уже не в силах спасти ее министры, Генштаб и нижестоящие военачальники, подобные мне самому. Спасти страну могут лишь такие самоотверженные молодые люди, как вы. Поэтому от имени ста миллионов соотечественников я прошу от вас этой жертвы и молюсь за успех. – В этом месте голос адмирала задрожал от волнения, но он продолжил: – Вы уже превратились в божества, лишенные земных желаний. Но вы хотите быть уверенными, что ваше аварийное пикирование будет не напрасным. К сожалению, мы не сможем сообщить вам о результатах ваших атак. Но я буду отслеживать ваши усилия до конца и доложу о ваших подвигах императору. На этот счет вы можете не сомневаться. Прошу вас сделать все возможное. – Он завершил свою речь со слезами на глазах.

Таких волнующих слов я никогда прежде не слышал. Они были рассчитаны просто на активизацию самосознания молодых, но отнюдь не на восхваление их честолюбия. Япония, по существу, вручила свою судьбу в руки юношей, желающих умереть ради спасения родины. Сокрушить противника, обладающего подавляющим превосходством, и повернуть вспять неблагоприятный ход войны представлялось почти невозможным. Наше положение не поддавалось разумной оценке. Реализация надежд на чудо связывалась с этими юношами.

На последнем инструктаже молодых пилотов отличали твердость и спокойствие, которые приходят лишь к тем, кто сознает свое значение и силу. Когда они уходили, невозможно было подавить в себе чувство протеста против ужасного состояния, до которого дошла наша страна, фанатизма наших юношей, адмирала Ониси, моего собственного участия в этих делах.

Развитие этих экстраординарных событий на самом высоком уровне отражено в дневнике вице-адмирала Кимпэя Тэраоки, который вел записи в манильском штабе с момента передачи командования 1-м воздушным флотом адмиралу Ониси до возвращения Ониси из Мабалаката.