СССР. Зловещие тайны великой эпохи - Николай Непомнящий

Стоит заметить, что Каплан никогда не была членом партии левых эсеров, а красный террор был объявлен уже после ее казни. Но на эти детали на процессе мало кто обращал внимание. Судьба подсудимых была предрешена. Лидеров ЦК приговорили к расстрелу, но потом, как водится, помиловали, отправили в ссылку в разные концы СССР, а расстреляли уже в 30-х, когда Сталин вспомнил о них. На скамье подсудимых сидели и Семенов с Коноплевой. Семенова защищал лучший теоретик партии и оратор Николай Бухарин. Он впоследствии, оправдывая этот шаг и сам уже находясь в застенках НКВД, скажет на допросе: «Партия наша считала, что Семенов оказал ей большие услуги», он «фактически выдал советской власти и партии боевые эсеровские группы. У всех эсеров… он считался «большевистским провокатором». Роль разоблачителя он играл на суде против эсеров. Его эсеры ненавидели и сторонились его, как чумы».

Очень точная и ключевая фраза ко всей этой истории: Семенов «играл роль». Нам остается назвать лишь автора сценария и режиссера: Яков Свердлов. В 1919 году, подобно возмездию судьбы, он умер. Завершил эту великую постановку его духовный ученик Сталин.

1934 год начался в СССР с XVII съезда ВКП(б), «съезда победителей», как его назвал один из выступавших, член ЦК партии, член Политбюро, первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров. Прекрасный оратор, темпераментный, с обаятельной улыбкой, отличающийся скромностью и энергичностью, он давно уже пользовался популярностью среди многих партийцев. И его речь на съезде была встречена овацией. Зал встал и долго аплодировал, что не укладывалось в стандартные рамки разработанного самим Сталиным съездовского ритуала: ему аплодируют десять минут, всем остальным — по две минуты. Но Киров назвал Сталина «самым великим человеком всех времен и народов», и было непонятно: то ли аплодируют Сталину, то Кирову.

«На съезде был принят план второй пятилетки, не менее масштабный, чем первый, были подведены итоги индустриализации, коллективизации, цифры вдохновляли точно так же, как строящийся в Москве метрополитен, на отделку станций которого свозили со всего Союза лучший гранит и мрамор, заказывались скульптуры и огромные мозаичные панно, и Лазарь Каганович уверял всех, что каждая станция не будет отличаться от музейных залов своим великолепием. И уж конечно, выше всех в мире поднялся именно советский стратостат «Осоавиахим-1», — начинают свое историческое расследование публицисты В. Романов и Е. Латий.

В том же 1934-м в СССР состоялся I съезд советских писателей, и секретарь ЦК Андрей Жданов выступил на нем с докладом: «Советская литература — самая идейная, самая передовая в мире». На экраны СССР вышел фильм братьев Васильевых «Чапаев», который ходили смотреть целыми колоннами, как на праздник, фильм, ставший на многие годы символом нескольких поколений. И когда в фильме неграмотный старик спрашивал Чапаева: «Василий Иванович, ты за какой Интернационал будешь, за первый или за третий?», то Чапаев, почесав затылок, хитро отвечал: «Я — за большевиков!» — и зал дружно взрывался аплодисментами, потому что к 1934 году все уже были за большевиков, и сам отец народов Сталин на XVII съезде с горечью признался: «На этом съезде и доказывать нечего, да и, пожалуй, бить некого». То, что он слукавил и ввел делегатов в заблуждение, об этом мы еще расскажем, но тогда все приняли его утверждение о том, что «бить некого», за чистую монету. Забавно, что Гитлер в сентябре того 1934-го соберет своих партийных сторонников в Нюрнберге и тоже назовет этот съезд «съездом победителей». Гитлеру смысл победы был ясен, после того как 30 июня он устроил «ночь длинных ножей» для Рёма и других своих старых партийных дружков. Ему-то уж точно больше «бить было некого», но Сталин, очень интересовавшийся этой ночью 30 июня и посвятивший ей даже заседание Политбюро, извлечет из нее свои уроки и не преминет ими воспользоваться чуть позже.

18 сентября 1934 года Советский Союз стал полноправным членом Лиги Наций, но это вовсе не мешало Сталину засылать к Гитлеру своих резидентов и агитировать за тайный союз между двумя державами. Сталин предлагал сотрудничество — тайное, явное, предлагал поделить Европу, скромно притязая лишь на Прибалтику, Западную Украину, Молдавию, Польшу и Финляндию. В принципе Сталин впоследствии все забрал сам, кроме Финляндии, которая хоть и была лакомым кусочком, да оказалась не по зубам Сталину, а Польшу Гитлер нагло забрал себе. Сталин очень заботился и о международном имидже. Бернард Шоу с восторгом заявляет: «Никогда я так хорошо не ел, как во время поездки по Советскому Союзу!»

Весьма сакраментальное заявление, если учитывать, что именно в это время в СССР люди умирали от голода. Только в одном 1933 году на Украине и в Поволжье умерло около миллиона человек, люди ели друг друга. Выезжая из гостиницы «Метрополь», Шоу оставляет в гостевой книге грустную запись: «Завтра я покидаю эту землю надежды и возвращаюсь на Запад, где царит безнадежность».

Лейборист Гарольд Ласки после поездки в СССР в 1934 году восторженно восклицает: «Никогда в истории человек не достиг такого совершенства, как при советском режиме».

«Я видел будущее, и оно действует!» — заверяет своих читателей американский журналист Линкольн Стивенс, а один из известных английских биологов с трепетом рассказывал англичанам, что Сталин, вождь СССР, тайком ходит по ночам на товарные склады, чтобы помогать грузчикам.

Генрих Манн уверял всех, что Сталин ставит дух выше силы, а Сидней и Беатрис Вебб писали, что советский коммунизм — это новая цивилизация. Было отчего прийти в восторг и самим жителям одной шестой части земной суши, если американский литературный критик советовал побыстрее забрать коммунизм у коммунистов, чтобы построить его в США своими руками. «В Советском Союзе, — добавлял он, — я себя чувствовал как в святыне морали, где не перестает светить свет».

В отличие от восторженных англичан и простодушных американцев Сталин выразился проще, бросив в массы понятную всем фразу, ставшую сразу же крылатой в то время в СССР: «Жить стало лучше, жить стало веселее».

Кто знает, может быть, действительно жить стало бы лучше и веселее, не прогреми 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут в Ленинграде, в бывшем Смольном институте благородных девиц, а потом штабе пролетарской революции, где находился областной комитет партии, подряд, один за другим, три выстрела. Выстрелы достигли цели, человек, в которого стреляли, был поражен первой же пулей в затылок.

— Я отомстил! — выкрикнет убийца и попытается свести счеты и со своей жизнью.

Но электромонтер, работавший в эти минуты в коридоре третьего этажа Смольного, бросит в убийцу отвертку, попадет в лицо, и пуля пролетит мимо виска. Убийца от сильного нервного перенапряжения потеряет сознание и упадет на пол. Двоих лежащих на полу мужчин обнаружат выбежавшие на звук выстрелов сотрудники обкома. Одного из них они узнают тотчас же. На следующий день в газетах в траурной рамке появится известие: «Центральный комитет ВКП(б) и советское правительство с прискорбием сообщают, что 1 декабря 1934 года в 16 часов 37 минут от рук подосланного врагами рабочего класса убийцы погиб член Политбюро и Оргбюро, секретарь ЦК ВКП(б), первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров».