Привет, викинги! Неожиданное путешествие в мир, где отсутствует Wi-Fi, гель для душа и жизнь по расписанию - Хелен Расселл

– Рада повидаться, – говорит она, пока я занимаюсь своими делами.

Мне не нравится, когда люди видят меня такой. Никогда не нравится. Даже если рядом только она. И она это прекрасно знает, но, подозреваю, находит в этом некоторое удовольствие.

– Извини, – бормочу я. – Как ты?

Рот ее искривляется в усмешке.

– Получше, чем ты. Ну давай приведем тебя в порядок.

Я покорно даю себя поднять и набросить мне на голову фланелевое полотенце, чтобы «встрепать волосы».

Так неправильно… Я взрослая. Это я слежу за тем, чтобы все сходили в туалет перед выходом из дома. Я храню в своей машине запас «вечных» хозяйственных сумок. На любой случай! Я ответственная. А не она…

Когда мы обе убеждаемся в том, что меня больше не стошнит – точнее, что не осталось, чем тошнить, разве что кроме почек, – она советует мне побыстрее собраться в дорогу.

– Но я не могу уехать! У меня еще один день конференции. Я записалась на семинары «Борьба с культурой пирожных» и «Устранение неприятного запаха изо рта: До свиданья, галитоз!» – слышу я свои слова и понимаю, что мне точно нельзя оставаться еще на один день в душном помещении в окружении кучи стоматологов. – Ну ладно, может, мне и не следует оставаться. Но уж точно меня не надо подвозить. Я поеду на поезде.

– Только не сегодня. Поезда отменены.

Зараза. Я и забыла про отмену из-за всех этих бесплатных бокалов, мистера Зубы и тошноты… О боже, мистер Зубы…

– Тебе повезло, что я как раз еду на юг, – продолжает она.

Она всегда подчеркивает слова «на юг», как будто напоминает о покинутых мною северных корнях. Только я ничего не покидала – мы из Лемингтон-Спа.

И это Мелисса. Моя сестра.

– Значит, вот как ты пудришь носик, – продолжает она, и мне на мгновение кажется, что она говорит в буквальном смысле. – Так что же случилось ночью? Напилась одна?

– Нет, – отвечаю я, слишком поспешно. – Со знакомыми.

– И кто твой «знакомый»? Текила?

– Нет! – отрезаю я, а затем добавляю тихо: – «Шираз»…

Она усмехается, сверкая ямочками.

– Что?

– Что? – передразнивает она меня с невинным взглядом – ни дать ни взять херувим Ботичелли – и тут же тычет пальцем. – Кстати, у тебя блузка надета наизнанку. И кусочки моркови там, где должен быть вырез между грудями.

Она указывает на свое впечатляющее декольте, словно подчеркивая мое несовершенство в этой области.

– О, вот черт! – я начинаю стряхивать с себя куски… неизвестно чего именно. – Просто небольшое похмелье, вот и все.

– Правда? Потому что мужчина на входе сказал, что я «могу забрать ту сумасшедшую леди из номера 204», а круги у тебя под глазами говорят, что дело тут не в одном безумном вечере. Они говорят, – тут ее голос повышается: – «О, привет! Меня зовут Элис. Я работаю все дни напролет, и у меня уже едет крыша…»

– Это мои глаза так говорят?

– Да, так и говорят, – кивает она, как будто снимая с себя ответственность за то, что мои глаза предают меня и разбалтывают всем правду о моем психическом состоянии.

Если бы я была фотографией, она сейчас пририсовала бы мне усы и монокль…

Я щипаю переносицу, не зная, плакать мне или смеяться.

– Послушай, – продолжает она, – как насчет того, чтобы одеться как следует и испытывать экзистенциальный кризис в дороге? Цены на парковку тут космические…

Будучи не в состоянии пререкаться, я срываю с себя пропитанную рвотой одежду и надеваю единственную альтернативу – десятилетнюю юбку, в которой ходила накануне. Потом стараюсь нанести достаточно макияжа, прежде чем в порыве безумия не спрашиваю Мелиссу, хорошо ли я выгляжу.

– Ты выглядишь, как будто вот-вот скажешь: «Вы тоже можете зарабатывать в сфере недвижимости», – произносит она тоном из американской рекламы.

– Спасибо. Теперь я чувствую себя более уверенной, чтобы спуститься и предстать перед миром, – бормочу я.

Просто потому что я еще не начала закупаться в магазинах под маркой «Мне все равно» с эластичными поясами и бесформенными балахонами. Интересно, кто там умер и назначил ее мэром города моды?

Я упаковываю свои туалетные принадлежности со столика, а пропитанную рвотой одежду распихиваю по разным шапочкам для душа, бесплатно предоставленным гостиницей, чтобы они не перепачкались еще больше друг о друга в моей сумке. Затем, завернув их на всякий случай в дополнительный слой салфеток, застегиваю молнию и выхожу.

Я избегаю зрительных контактов, пока не завершаю свой путь позора, и вздыхаю спокойно, когда мы оказываемся в спасительном полумраке подземной парковки. Меня подводят к некогда белому пикапу, который, очевидно, и должен стать моей колесницей, и очищают пассажирское кресло от конфетных оберток, старых газет («Собака любит ездить спереди») и наполовину съеденного пирожка.

– Боже, ну и запах, – фыркаю я.

– Великолепный, хочешь сказать? – отзывается она.

– Запах диабета второго типа, – бормочу я.

– Сочту это за похвалу. Ну не пропадать же добру, – она засовывает остатки пирожка себе в рот. – Что?

– Ничего. А ты… неплохо выглядишь.

– Спасибо. Мое тело – это «месть за расставание», – бормочет она сквозь комок слоеного теста, слегка покашливая. – Жру теперь, как Элвис после Рамадана.

Я киваю, словно это все объясняет. Теперь я стараюсь не расспрашивать ее о личной жизни, предполагая, что если случится что-то важное, то она сама мне расскажет. На самом деле, если случится действительно что-то важное, то она расскажет об этом всем. Наверняка под «расставанием» подразумевается разрыв с каким-то бедолагой, который относился к собакам с недостаточным уважением или у которого обнаружилась аллергия к лошадям. Или к «домашним кроликам». При мысли о кроликах я невольно содрогаюсь. («Ты знаешь, что кролики едят собственное дерьмо?» – спросила я ее однажды, прочитав об этом в интернете[7]. «И че?» – был ее ответ.)

Мелисса хватается рукой за подголовник пассажирского кресла и оборачивается, пока мы сдаем назад. Когда мы встаем в очередь на выезд из парковки, я ощущаю ее взгляд на себе. И правда глядит.

– Что? На что уставилась?

– Все в порядке?

– Да! – восклицаю я, чуть громче, чем хотела. – Все в порядке! В полном порядке!

На этом разговор заканчивается, и мы выезжаем из подземной парковки на свет. Я роюсь в своей сумке и нахожу очки – огромные «стрекозы», которые, к счастью, скрывают мне пол-лица. Теперь я выгляжу так, как будто меня увозят по-тихому после тайной встречи, чтобы сбежать от папарацци. Более нелепо выглядеть в грязно-белом пикапе я не могла, даже если бы захотела.