Больше, чем любовница - Мэри Бэлоу

Нога болела нестерпимо, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось с головой. Казалось, она распухла до размеров воздушного шара, внутри которого поселился великан, для развлечения барабанивший по черепу огромными поленьями. К тому же в животе урчало, а рот словно набили вонючей ватой.

Единственным светлым пятном на общем мрачном фоне его самочувствия было отсутствие жара. И это радовало. Джоселин знал о том, что послеоперационная горячка, вызванная инфицированием раны, убивает чаще, чем сама рана.

Джоселин дернул шнурок звонка, вызывая слугу. Когда же тот явился без воды для бритья, он дал волю своему раздражению.

– Я подумал, что вы захотите отдохнуть сегодня, – оправдывался слуга.

– Ах, ты подумал! Я плачу тебе за то, чтобы ты думал, Бернард?

– Нет; ваша светлость, – ответил Бернард; он давно уже привык к гневным вспышкам хозяина.

– Тогда немедленно принеси воду! О мою щетину уже можно сыр натереть!

– Да, ваша светлость. Мистер Куинси желает знать, когда вы сможете принять его.

– Куинси? Мой секретарь? – Джоселин нахмурился. Секретарь уже ждал его. – Куинси думает, что я буду говорить с ним здесь, в своей спальне? Он что, спятил?

Бернард видел, что хозяин не в духе. И от этого ему самому сделалось не по себе.

– Но, ваша светлость, вам же советовали три недели оставаться в постели…

Джоселин задохнулся от возмущения. Неужели все сговорились? Может, они действительно все с ума посходили? Он, герцог Трешем, будет валяться в постели три недели?..

Джоселин долго и обстоятельно втолковывал своему незадачливому слуге, что он, Трешем, думает о докторах, слугах, секретарях и прочем сброде, пожелавшем вмешиваться в его, Трешема, жизнь. Затем откинул одеяло, спустил ноги на пол… и поморщился от боли.

Когда же боль немного утихла, герцог проворчал:

– А где эта дерзкая девчонка? Я, кажется, принял ее вчера на службу в качестве сиделки… Наверное, нежится в постели? Ждет, когда ей подадут завтрак?

– Она на кухне, ваша светлость. Ждет ваших распоряжений.

– Должно быть, хочет заняться мной здесь, в спальне? Думает, я пущу ее сюда, чтобы она щупала мой лоб и щекотала мне нервы своим острым язычком?

У Бернарда хватило ума промолчать.

– Отправь ее в библиотеку. Я приду туда после завтрака. А теперь сотри эту недовольную мину со своей физиономии и неси сюда воду для бритья.

Джоселин тщательно побрился и умылся. Затем, надев рубашку, сидел и терпеливо ждал, когда Бернард повяжет ему шейный платок так, как следовало – без всяких артистических изысков, строго и элегантно.

К сожалению, от бриджей пришлось отказаться. Если бы мода не диктовала особые требования к этой части мужского туалета, Джоселин, возможно, смог бы их натянуть; но в моде были очень узкие бриджи и панталоны, обтягивающие ноги словно вторая кожа, поэтому иных вещей в гардеробе герцога не водилось. Так что пришлось ограничиться шелковым, цвета красного вина, халатом и домашними туфлями.

Вниз Джоселин спустился с помощью слуги. Крепкий детина чуть ли не нес Трешема, но при этом выдерживал такую бесстрастную мину, словно был не живым человеком, а автоматом. Все остальные слуги, казалось, тоже не замечали беспомощности хозяина, но все же Джоселин чувствовал себя униженным.

Позавтракав и прочитав газеты, Трешем решил перебраться в библиотеку и опять призвал на помощь Бернарда. В библиотеке же он сел не за стол, как обычно, а в плетеное кресло у камина. Строго взглянув на секретаря, проговорил:

– Для начала, Майкл, вам следует запомнить следующее… Если вы дорожите местом, то не станете говорить о том, где я должен сейчас находиться и почему.

Трешем благоволил к своему секретарю. Майкл Куинси, молодой человек с приятными манерами, служил у герцога уже четыре года и за это время доказал, что является прекрасным помощником. Общаясь с герцогом, Майкл никогда не позволял себе фамильярности, но при этом не выглядел подобострастным слугой. Едва заметно улыбнувшись, секретарь сообщил:

– Утренняя почта на столе, ваша светлость. Я подам вам письма.

– А эта девушка… – Джоселин прищурился. – Почему ее нет? Бернард должен был отправить ее сюда. Пришлите ее ко мне, Майкл. Пора бы ей начать отрабатывать свой хлеб. У меня вполне подходящее настроение, чтобы насладиться ее обществом.

Майкл с усмешкой вышел из комнаты.

Герцог тяжко вздохнул; ему казалось, что головная боль с каждой секундой усиливается.

Он разгадал ее намерения, как только она появилась на пороге. Очевидно, она решила притвориться смирной овечкой. Каковой и надлежало быть девице, напросившейся на должность сиделки. Должно быть, среди слуг уже пронесся слух о том, что хозяин сегодня в скверном расположении духа. Сиделка стояла в дверях библиотеки, скромно сложив перед собой руки, и ждала указаний. Джоселин нахмурился и сделал вид, что не замечает девушку. Несколько минут он разбирал каракули сестры, приславшей длинное запутанное письмо.

Ангелина жила в десяти минутах ходьбы от Дадли-Хауса, но все же решила в письменном виде уведомить брата о том, что думает о его дуэли. «В величайшем волнении» она сообщала, что «известие повергло ее в шок, который, в свою очередь, привел к усиленному сердцебиению, повышению давления» и множеству прочих недугов – Джоселину не все удалось разобрать.

Во всяком случае, угроза ее здоровью приняла такие масштабы, что Хейуорд, муж сестры, был вынужден покинуть палату лордов и немедленно приехать домой.

Джоселин поднял голову и посмотрел на девушку. Она выглядела отвратительно. На ней было все то же серое платье с длинными рукавами и высоким воротом. Оно висело на ней как балахон. И ни одного украшения, чтобы как-то оживить этот слишком уж скромный наряд. Кроме того, словно платье еще недостаточно ее уродовало, она решила нацепить на голову ужасный белый чепец.

Глядя на стоявшую перед ним девушку, герцог мысленно пытался избавить ее от этого чудовищного наряда. Высокая, стройная и женственная… Было совершенно очевидно, что у нее превосходная фигура. Однако требовалось приложить немалые усилия, чтобы разглядеть сердцевину под столь уродливой оболочкой. А ее волосы… Джоселин смутно припоминал, что накануне они были золотистые. Но теперь их скрывал белый чепец.

Девушка держалась с подобающей скромностью, но ее взгляд не был устремлен в пол, напротив, она смотрела на герцога даже с некоторым вызовом. Во всяком случае, так ему показалось.

– Подойди. – Он поманил ее пальцем.

Девушка уверенно пересекла комнату и остановилась в трех шагах от плетеного кресла. Она по-прежнему смотрела прямо в лицо герцогу, и он отметил необычный цвет ее глаз – небесно-синий, яркий и чистый. К тому же она оказалась красавицей: у нее были удивительно правильные, пожалуй, даже аристократические черты лица. Губы же, вчера казавшиеся слишком тонкими, сегодня обрели весьма привлекательные очертания.