Великий маг - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай помогу, – предложил я.
– Ну что ты!
– Буду ехать мимо, – сказал я, – забегу вближайший магазин, куплю и сам тебе поставлю!
Он испугался, сказал торопливо:
– Ну что ты, что ты!.. Не надо, я все сделаю сам. Кактолько…
– …так сразу?
– Нет, но это же сложный аппарат, надо основательно…
Некоторое время я не слушал, Петро многословен, не сразу ипродерешься через словесные кружева, что же хотел сказать на самом деле. Скореевсего звонит просто так, это называется «поддерживать контакты». Думаю, что неиз деловых соображений, хотя я сейчас на вершине списка самых успешных авторов,со мной дружить и выгодно, но Петро все же человек щепетильный, он просто нехочет терять старых знакомых.
Он был и остался «типографским человеком», то естьсуществом, что видят мир только через черно-белый текст газет и книг.Гуттенберг изменил мир, создав книгопечатание, что сразу же начало вторгатьсячерез границы государств, менять мировоззрение, стало основным звеном вобразовании и вообще стало критерием уровня культурного человека: стоитвспомнить бесконечные книжные полки в квартирах русских интеллигентов в эпохузастоя! Я тоже был этим самым, типографским, но так жадно хватал всетехнические новинки, что не просто усвоил новый язык литературы, а сам егосоздал, сам сотворил эту самую импатику.
Вообще печатный текст сформировал всю культуру, мы все вышлииз типографской эры, это только сейчас книгу начали теснить радио, кино,телевидение и компьютеры да еще появился и начал бурно развиваться Интернет.Особенность их в том, что появился особый язык: аудиовизуальный. Он проще,доступнее, информации несет намного больше, а усваивается она мгновенно. Этуособенность легко проследить по многочисленным рекламам на улицах, в метро, наэкране жвачника.
Однако же типографская эра не сдалась без боя. Напротив, накакое-то время сумела потеснить соперника, к удивлению экспертов, дажезначительно расширила свое поле. Именно благодаря современным технологиям,благодаря компьютерам и Интернету. Телевидение все же в массе своейориентируется на дебилов, что получают готовые зрительные образы и готовыесуждения уже без права на критическое осмысление увиденного, а Интернет сновавозвращает людей к печатному тексту, заставляет и самим печатать в чатах, ипользоваться во всей мере самым замечательным достижением текстовиков:гипертекстом.
Гипертекст снова вернул всю мощь печатному слову, изплоского стал многомерным, богатым, насыщенным, бесконечным. Обычный текстплоский, двигаться можно только линейно, в гипертексте же, щелкая по ссылкам,можно, не покидая основного текста, мгновенно переходить к другому, третьему,четвертому и так до бесконечности. Причем, что красиво подчеркивается на экранемонитора, новый текст появляется в новом окошке, слегка сдвинутом по отношениюк основному, третий сдвинут еще сильнее, так что торчит новый уголок, визуальновырисовываются как бы ступеньки, по которым можно уходить в бесконечность.
Гуттенберг бы ликовал, видя, как книга становится многомерной,как, не откладывая в сторону одну книгу, раскрываешь прямо в ней другую,третью, четвертую и так далее. Печатный текст приобрел гипертекстуальность,даже интертекстуальность, чего, конечно же, никто в те времена предвидеть немог. Что для нас, авторов, самое важное, текст в Сети привел кдеперсонализации, личность автора уже размылась, остался только текст, которыйиз-за множества перекрестных ссылок тоже приобрел совсем другое значение, ставсовершенно надличностным, что, конечно, безразлично для читающих, а то и хорошоиз-за его безграничности, но хреново для авторов.
Я вовремя вынырнул из потока мыслей, ощутив по голосу Петра,что уже заканчивает монолог о судьбах словесности, кашлянул и вклинился:
– Петро, но я все-таки привезу тебе с экраном, если занеделю не поставишь сам!
– Володя, – сказал он поспешно, – я всепоставлю сам! Ну, не за неделю…
– За год?
– Ну что ты, что ты. Я сам все собираюсь, но, возможно,через пару недель поставлю. Ты только не торопи меня. Ну ладно, я рад, что утебя все хорошо. Пишешь?
– Да, понемножку, – ответил я с неловкостью.Сказать, что пишу не время от времени, а ежедневно, – это почти оскорбитьчеловека старой эпохи, а Петро относится к старой, который уверен, что писатьможно только «по вдохновлению». – Стараюсь работать…
Мы распрощались, я с облегчением выключил связь. Возможно,он из-за своей чрезмерной щепетильности не хочет, чтобы видели его небритуюфизиономию. Я, к слову сказать, никогда еще не видел его небритым, или даженедостаточно чисто выбритым, в несвежей рубашке или с плохо повязаннымгалстуком. А когда дома телефон с экраном, это ж такому человеку надо всегдабыть в полной готовности!
Скачал, распаковал и поставил новый звукоредактор. Теперьуже не серией нажатий кнопок, а голосовой командой меняю свой голос на женские,детские, а если приходится говорить мужскими, то в библиотеку добавилось ещетри тысячи новых: грубых, нежных, слащавых, насмешливых, язвительных, робких,многозначительных… Я говорил где басом, где тенорком, где уверенным голосомполководца, где сипел простуженным козлетоном пропойцы. Вдобавок по Инетупостоянно приходят обновления, апгрейды, новые скины.
Многих раздражает требование читателей вариабельноститекста, но мне это как раз в масть. Помню, смотрел по жвачнику интервью сЭрнстом Неизвестным, который вот так же в одиночестве творил, жил вне тусовок,конференций, съездов. Он упомянул о комсомольском собрании, когда один выступили обвинил его, что, когда потребовалось представить на семинаре варианткакого-то проекта, он, Неизвестный, принес тридцать девять вариантов. ТогдаНеизвестный ожидал, что дурака засмеют, но в зале поднялся озлобленный вой:начали обвинять в зазнайстве, в желании выпендриться… А для меня, вспоминалНеизвестный, было естественно выдать множество вариантов, что пришли вголову!.. Оказывается, я должен был считаться с тем, что основная массастудентов едва-едва наскребает знаний и умения на один хиленький вариант!
Я тоже могу выдать десятки, если не сотни вариантов, но трудписателя прошлого поколения заключался в том, что в любом случае выдаешь один,и неважно: это единственный, что у тебя с трудом сформировался в черепе, или жевыбрал из сотни равноценных, в чем-то параллельных или взаимоисключающих.Теперь же я пускаю течение романа по множеству развилок, героев корректирую походу, задаю им разные характеры, сам удивляюсь поворотам, но не пускаю насамотек, как любят перед восторженными дурами выпендриваться закомплексованные.Дескать, ах-ах, герои имеют свою судьбу, идут сами, а я только записываю заними. И, конечно же, не знаю, чем роман кончится.
Дешевая отмазка! Всякий писатель знает, чем романзакончится. Он и не начинает, пока не придумает концовку. А насчет того, что всамом деле не знает, так только начинающие не знают, чем закончить. Мы, профи,знаем четко начало и конец, даже середину представляем в общем-то, хотя исмутно. В середине могут быть разные повороты, но концовка – готовится заранее!