Твоя очередь умереть - Кирилл Казанцев

— Не убивай его, Верка, — хрюкнул приятель паренька. — Он исполнит твое желание!

— Неужели? — изумилась Бобышка, хватая коллегу за шиворот. Тот вывернулся и, дожевывая на ходу, засеменил к двери.

— А мы чего ржем? — нависла Верка над вторым. Тот сделал примирительный жест и чуть не рухнул лицом в тарелку.

Постреливая выхлопом, подъехал старенький микроавтобус с эмблемой «Форда». Он припарковался недалеко от столика, с подножки спрыгнул Макар Глуховец, покосился на Верку и пружинящей походкой отправился к багажнику. Макар почти не изменился — стройный, в меру накачанный, с загорелой «греко-римской» физиономией.

— Так-так, — вновь подбоченилась Бобышка. — Нарисовалась их светлость. Рабочий день на исходе. Почему один? Где Кузьменко?

— Отпросился Кузьменко, — проворчал Макар, выволакивая из багажника тяжелую коробку. — Мать у него болеет.

— Вот это скорость, — восхитилась Бобышка. — В шесть заканчивает работу, а в пять уже дома. И почему я одна такая порядочная? Волоку этот воз и постоянно получаю люлей от Симаковой!

— Вер, заглохни, а? — попросил Макар, выгружая коробку на стол. Он был мрачен — впрочем, для Макара это было нормальное состояние.

— Я не тачка, — отрезала Верка. — Я не заглохну. А ты, конечно, по дороге на работу заехал проведать любимую бабушку. Ну, и засиделся, заодно поужинал. Ты же не ушел от бабушки голодным?

— Вер, достала. — Макар покрывался пунцовыми пятнами. — Трахнись ты уж с кем-нибудь, а то становишься невыносимой!

— С кем? — прорычала Верка.

— С кем угодно, — фыркнул Макар, доставая вторую коробку. — Только не со мной…

В груди защемило. Какие же они свои, в доску родные… Желание выйти из-за дерева и обнять эту парочку просто разрывало. Что это даст? Поставить и этих людей в неловкое положение? Он попятился, шмыгнул за угол…

Солнце садилось, море усыпали солнечные зайчики. Он брел по дощатому причалу мимо пристани, косился на элегантные яхты, на старенькие катера. Прогулялся на пирс мимо леса мачт и деревянных бортов, постоял на краю, наблюдая, как с пирса «солдатиками» ныряют детишки младшего и среднего школьного возраста. Усмехнулся, вспомнив детство, побрел обратно.

— На месте стой! — прозвучал за спиной веселый голос. — Ну, в натуре, пингвины прилетели!

Он обернулся. С экскурсионного баркаса под названием «Венеция» спрыгивал обнаженный по пояс крепыш, исписанный татуировками. Физиономия сияла от уха до уха. Не спрашивая разрешения, он заключил Максима в объятия и без усилий его приподнял.

— Как я тебя подкрямзил, корешок! — захохотал татуированный. — А ведь я с ходу тебя прикупил, не зашифруешься!

— Угрюмый? — растерялся Максим и невольно заулыбался — хоть кто-то в этом городе ему рад. А старый школьный товарищ — Виталик Угрюмый (никакое не погоняло — фамилия) пританцовывал, хлопая Максима по плечу, скалился во весь рот:

— Прибыл от хозяина, Максим? Ну, ей-богу, солнце кому-то засветило… Ты не на заборе случайно расписался? — на миг насторожился Угрюмый, а когда Максим решительно помотал головой, вновь расцвел в непринужденной улыбке. — Понял, менты расщедрились, чего это они? Ну, давай, бухти, какими судьбами, как делишки? Как там Чалкина деревня?

— На месте Чалкина деревня, Угрюмый. Чего ей, зоне, сделается? Вот, решил прокатиться по памятным местам, совершаю, так сказать, очередную кругосветку…

— Ништяк, братуха, ништяк, — восторгался Угрюмый. — Я ведь, не поверишь, тоже на кичу сбегал, первоходка была…

— Слышал от Фаткина. — Максим с интересом разглядывал живописные полотна, украсившие Угрюмого. Стандартный набор: драконы, колокола, проклятие ментам, загубившим буйную молодость. Похоже, Угрюмый на зоне неплохо провел время, в отличие от Максима.

— Слушай, ты какой-то беспонтовый, — обнаружил приятель, всмотревшись в его квелую улыбку. — Хотя, конечно, понимаю, тут тебе не Ташкент… В чем проблемы, корешок, не поделишься?

— Угрюмый, не заходи с севера, — поморщился Максим. Он тоже освоил великий и могучий воровской жаргон, хотя старался его не применять в повседневной жизни. — Ну зачем тебе мои проблемы? Сам-то чем занимаешься?

— Да вот, приблуду чиню, — кивнул Угрюмый на экскурсионную «Венецию». — Не фурычит, зараза. Я тут, типа, механиком работаю. Акционерное общество «Глухая тетеря». — Угрюмый раскатисто расхохотался. — На зоне, конечно, все пучком, но как-то стремно туда возвращаться, вот и приходится… Слушай, может, чекалдыкнем? — Угрюмый глянул на ручные часы. — Я через пару часиков освобожусь. Тут в порту кишкодром толковый, посидим, за жизнь побухтим, ты как, а?

— В другой раз, Угрюмый, — улыбнулся Максим. — Ей-богу, дела сегодня. Я зайду к тебе, я же знаю теперь, где ты работаешь.

— Слушай, а у тебя фарш канает? — не унимался приятель — он отличался умом и наблюдательностью. — Так давай я тебе подкину. — Он полез в оттопыренный карман. — Бабла, конечно, вилами не гребу, но пока все чики-чики…

— Угрюмый, уймись. Все в порядке с наличностью.

— Ну, как знаешь, — обиженно надулся приятель. — Если что, обращайся, Максимка.

Он хотел еще что-то добавить, но на корме «Венеции» объявился мужик в комбинезоне, увешанный мотками проводов. Принялся ругаться — где его напарник, чего он там застыл, как писающий мальчик?

— Опять палкана раззявил… — процедил Угрюмый и сплюнул на настил. — Дам ему когда-нибудь в паяльник… — Он снова пристально воззрился на приятеля: — Слушай, Максимка. — Он помялся. — Ты бы не парился так, я же вижу, как тебе хреново. Люди косяка дают, за нафталин всё напоминает, Аленка, поди, неласкова с тобой… Ты, в принципе, искупил, больше червонца на зоне оттоптал, чего уж теперь, ведь нужно жизнь устраивать. Да и вина твоя… ведь ты же не по злому умыслу это сотворил, верно? Давай, в натуре, завтра пересечемся, обмозгуем твои проблемы? Ведь я со всей душой, Максим.

— Посмотрим, — улыбнулся Максим и пожал протянутую руку. — Топай, Угрюмый, работа не волк, я все понимаю…

— Каверин Максим Викторович? — ахнуло в спину, когда он выбрался с набережной у гостиницы «Саванна» и собрался пересечь Морской бульвар. Сердце тревожно екнуло. Он покосился через плечо. Депрессивная картина. Полицейский «бобик» у тротуара, трое в мышином. Один поглаживал дубинку, другой наручники, третий постукивал по затворной раме висящего на плече автомата. Словно и не курорт.

Отпираться было бессмысленно, Максим кивнул.

— Вам придется проехать с нами, — зевнул коп.

Спорить тоже не хотелось. Максим безропотно пригнул голову и пролез в разверзшееся чрево зарешеченного «обезьянника».

Ехали недолго — мусорными переулками и подворотнями. Машину швыряло на ухабах — пришлось упереться в потолок, чтобы не разбить макушку.

— Плохие в городе дороги, — посетовал сержант.