Пещера - Тим Краббе

– Посиди немножко, – сказал он.

Она кивнула и с его помощью забралась в свою машину на водительское сиденье. Обойдя машину, он сел с другой стороны.

– Мне так страшно, – прошептала она.

– Мне тоже, – кивнул он.

– Я еще ни разу этого не делала.

– И я ни разу.

– Это безумие, – сказала она.

– Да, – согласился Эгон.

Она немного успокоилась – отголоски знакомого мира. И все-таки невероятно, что он сейчас с ней говорит. У нее темные волосы и печально-насмешливое бледное лицо. С виду – лет сорок. Женщина изобразила подобие улыбки, как будто только что пришла в себя после тяжелой болезни.

– Я тебя сегодня видел, – сказал Эгон. – В городе. Я пил пиво в кафе, а ты сидела на той стороне улицы.

– Около дворца, – сказала она. – Да. Я тебя тоже видела. Ты был один.

Внезапно Эгон испытал гигантское облегчение, словно, когда-то потеряв друг друга, они встретились вновь. Она тоже успокоилась. Он подумал, как бездарно организована вся операция. А если бы он с ней заговорил еще днем? Тогда бы они узнали, кто они на самом деле. И если бы одного из них арестовали, все было бы кончено.

– Ну что, приступим? – спросил он.

– Да, – кивнула она.

Они вышли из машины и направились к багажнику.

С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Казалось, что тишина, гудение диджериду и небо образовали над парковкой купол, а сами они – в гигантском зале, без времени, без людей.

Наконец Эгон открыл багажник и вытащил чемодан. Вместе они направились к ее машине. Она положила чемодан к себе в багажник. Захлопывая крышку, прищемила руку и вскрикнула от боли. Эгон рефлекторно погладил ее по плечу, и внезапно она оказалась в его объятиях. Их лица соприкоснулись. Она всхлипывала, дрожа всем телом. Он тоже плакал от страха и облегчения: он снова обрел ее, они снова вместе на этой мрачной парковке в Ратанаке. Ее щека была мокрой. Ее лицо было так близко, что он, сам того не желая, первый поцеловал ее. Потом они целовали друг друга в щеки и в губы, мягко и ритмично, словно исполняя какой-то магический ритуал.

«Уходи отсюда, – хотел сказать он, – это единственный выход. Позаботься о себе». Но отпустить ее было невозможно.

Она прижалась к нему, посмотрела прямо в глаза, качая головой и улыбаясь.

– Не могу поверить, – сказал он.

Она что-то ответила, но глаза застилали слезы, нос заложило, и слов было не разобрать. Они рассмеялись и шмыгнули носами. Взяв за руку, он отвел ее к своей машине, где они, обнявшись, устроились на заднем сиденье.

Было восхитительно чувствовать ее тело, целовать и в ответ получать поцелуи, ощущать во рту ее слюну, слышать ее дыхание. Он не знал, ни как ее зовут, ни откуда она родом, но понимал, что никогда в жизни не любил так сильно ни одну женщину. Иногда к нему возвращалась способность думать, и тогда он различал ее руку в своих волосах, ее вздохи, щеки, губы. Он заметил, как неумело она целуется, словно в первый раз, будто школьница, и от этого она становилась еще желаннее.

Эгон знал: этот поцелуй – прощальный, все кончено, они разойдутся в разные стороны и больше никогда не встретятся.

Они разжали объятия. Снова послышался гул.

– Кстати, мы обменялись правильными паролями? – спросила она.

Они засмеялись.

– Я ужасно боялся, что забуду свой, – сказал Эгон.

– Я тоже! Может, мы все перепутали? Может, мы должны были сделать что-то совсем другое?

– Совершить покушение на генерала Софала?

– Именно! – воскликнула она. – Теперь я вспомнила. Нам следовало проникнуть во дворец и прикончить Софала. Потому-то мы там сегодня и сидели – нам нужно было обследовать окрестности.

– А если нас поймают?

– Нас будут чествовать! Мы появимся на балконе, а весь народ соберется на площади перед дворцом, чтобы благодарно нас приветствовать. Портреты Софала уничтожат, а вместо них повесят наши портреты!

– Король Эгон и королева… – начал он, но вовремя спохватился.

Она это заметила.

– Не стоит раскрывать наших имен, правда?

– Нет, – согласился он.

Она продолжала фантазировать, как они изменят ход истории Ратанакири, освободят заключенных, разрешат въезд журналистам со всего мира, и Эгон представил себе, как его будут принимать в Голландии – освободитель угнетаемой страны под руку с прекрасной королевой.

– Я люблю тебя, – сказала женщина.

– Я люблю тебя, – сказал Эгон.

Какое-то время они сидели молча.

– Пора идти, – сказал он.

– Да, – сказала она.

Она поправила блузку и привела в порядок прическу. Эгон, не отрываясь, смотрел на нее. Это были последние секунды, когда они вместе.

Она улыбнулась ему горькой улыбкой, опустив уголки губ.

– Прощай, – сказала она.

– Прощай.

Он все еще видел ее и мог к ней прикоснуться. Она вышла, помахала ему напоследок и исчезла. Он слышал ее шаги, звук захлопывающейся дверцы. Сейчас она заведет мотор и уедет.

Завтра он будет гулять среди храмов Та-Пром и думать о ней. Он будет думать о ней всегда. Это женщина его жизни, которая навечно останется для него загадкой.

Почему же, почему они не могут узнать друг друга поближе? Что такое риск по сравнению с той уверенностью, что это их первая и последняя встреча? Сколько секунд осталось у него, чтобы понять, что она стоит любого риска? Должен ли он выйти из машины, задержать ее, спросить, как ее зовут, где она живет или по крайней мере записать номер ее машины?

Он не знал. Решать надо было немедленно.

В любой момент он мог услышать шум заводимого мотора.

В первые Эгон встретился с Акселом ван де Графом в семь часов утра, ясным летним днем, на первой платформе центрального амстердамского вокзала. С матерью, которая провожала его на трамвае, он попрощался в вестибюле вокзала, так как не хотел, чтобы она шла с ним дальше до самого поезда. Зная, что она смотрит ему вслед, он не обернулся и поднялся с рюкзаком на перрон, где и начинались каникулы. Компания «Дави Йохтрейзен» организовала поездку в бельгийские Арденны, в местечко под названием Ла-Рош.

Ему только что исполнилось четырнадцать. В лагерь собирались подростки от четырнадцати до семнадцати лет, и он немного волновался, что будет там самым младшим. На платформе он осмотрелся в поисках тех, кто, возможно, станет его попутчиками. У подножия строительных лесов, возвышающихся до самой крыши, он увидел группу детей и родителей. Вокруг стояли сумки, рюкзаки и большой ящик с желто-зеленой эмблемой «Дави», по которой он должен был ориентироваться (точно такая же эмблема размещалась в каталоге фирмы). Все смотрели вверх, не обращая на него никакого внимания, и, подняв голову, Эгон понял почему: по строительным лесам карабкался мальчик. Он залез уже очень высоко. Что-то кричал руководитель группы, но мальчик взбирался все выше и выше под аккомпанемент поюще-звенящих труб. Ситуация казалась очень серьезной, и Эгон боялся, как бы мальчик не упал.