Полный форс-мажор - Владислав Вишневский

— Нет-нет.

— Мы собрались.

— Давно ещё.

— Билеты на руках. — Неслось со всех сторон.

— Уже…

— Это хорошо, — заметил генерал и поинтересовался. — И куда?

— Да кто куда. — За всех ответил лейтенант Фомичёв.

Но старший прапорщик Хайченко, старшина оркестра, уточнил программу.

— Страна большая, товарищ генерал, за месяц не обойти, не объехать.

Генерал с этим легко согласился:

— Это точно, но при желании можно.

— Можно, товарищ генерал.

Золотарёв указательным пальцем шутливо предостерёг:

— Но не нужно… если за один раз… На другой отпуск оставьте. Тем более вам, Константин Александрович. Вам, как я слышал, скоро вновь отцом становиться?

— Да, товарищ генерал, восьмой месяц уже, начало восьмого.

— Это хорошо. И как супруга?

— Нормально, товарищ генерал, выдерживаем. Дочки помогают. Сам-то бы я…

— Понимаю. Берегите её. Главное, чтоб вы, и телефон рядом были.

— Так оно и есть. У нас давно готовность «номер один».

— Ну-ну, — генерал с улыбкой перевёл взгляд на остальных музыкантов, оглядел, вновь хлопнул руками по коленям. — Короче, так сынки (им и тридцати ещё — многим — нет, а ему уже за сорок недавно перевалило), счастливо отдохнуть. Чтоб через месяц, как штык у меня! Живые, здоровые, полные сил и всего прочего… Трезвые и со свежей головой.

Вновь, как и положено, за всех ответил дирижёр, товарищ лейтенант.

— Это непременно, товарищ генерал, мы всегда как штык, — и позволил допустимую в данный момент вольность, осторожно поинтересовался за всех. — А вы извините, куда поедете отдыхать, если не секрет, на юг, к морю?

Генерал коротко глянул на лейтенанта, вздохнул, мечтательно ответил:

— Какие секреты, нет секретов. Юг я не люблю, море тоже — укачивает. Я лесной воздух люблю, наш, среднерусской полосы… Отечественного настоя… Пихтовый, еловый, сосновый, берёзовый — этакий коктейль восстановительно-лечебный. Ох, благодать, скажу я вам! Воздух чистый, полезный, свежий — особенно после дождичка. Бодрит. — Музыканты уже млели, поддавшись романтике идиллической повести, уже слышали свежий воздух, уже дышали озоном, слышали и спокойный шелест листьев, но торопились, искоса поглядывая на часы (не опоздать бы!). — Вокруг грибочки под кустами прячутся, — не замечая, в том же мечтательном тоне продолжил генерал. — Ёжики туда — сюда, шурш, шурш, белочки скачут, птички…

— В смысле девочки… — мягко исправил неточность в партитуре повествования прапорщик Кобзев.

И так он это артистически тонко поправил генерала, что даже старшина в первую секунду привычно не отреагировал, не одёрнул… Потому что в генеральской тональности Кобзев был. В мечтательно-лирической. Музыкант!

— Нет, товарищ Кобзев, ошибаетесь… — дёрнул головой генерал.

Старшина опомнился, вытаращив глаза, одёрнул наглеца.

— Кобзев!

— Ничего-ничего, — заступился генерал, и поведал и Кобзеву, и всем остальным. — Девочками не интересуюсь, а вот молодыми женщинами, вернее… гха-гхымм… — Генерал спохватился, осёкся. — Отставить! Это за скобками. — Пряча глаза, заключил он.

Музыканты и не возражали, и ладно, понятное дело, наш мужик, нормально, как они, в принципе. Всё сказал, всем всё понятно.

Один старшина, поджав губы, продолжал укоризненно смотреть на Кобзева…

— Виноват, товарищ генерал. — Оттолкнувшись взглядом от глаз и лица старшины, запоздало признался прапорщик Кобзев.

— Да без проблем… — отмахнулся генерал. — Мы ж неформально… Побеседовали. — Золотарёв повернулся на стуле, хлопнул обеими руками по коленям, с улыбкой — снизу вверх — глянул на стоящего рядом с ним лейтенанта…

— Так что, товарищ дирижёр, всё. Кстати, — генерал вскинул брови, вгляделся в музыкантов, — я почему-то не вижу ваших воспитанников, Ершова с Бодровым. И в строю их не было. Где они, что с ними? Не заболели?

— Никак нет, товарищ генерал, — доложил лейтенант, — они уже в детском… эээ… военно-спортивном лагере. Живы, здоровы, отдыхают. Мы их вчера проводили. Лето, товарищ генерал. И у них отпуск. — Ответил дирижёр. — На всё лето.

— А, да-да, лето. Это хорошо, это правильно. Привет им, если увидите. Признаюсь: мне они очень понравились, и всем офицерам в полку, да и… всем, в общем. Хорошие ребята. Хорошая у вас получилась инициатива, товарищ дирижёр. Молодцы. И прапорщик Мальцев, конечно. Сидите, сидите. — Рукой остановил поднимающегося с места прапорщика. — Кстати, как ваша супруга, прапорщик? Как её самочувствие? У вас вроде тоже планируется пополнение?

— Так точно, товарищ генерал, четвёртый месяц. — Заметно смутившись, ответил Мальцев.

— Это хорошо. Мальчика планируете или девочку?

— Девочку, конечно. Мальчишки у нас уже есть. — Улыбаясь, ответил Мальцев.

— В смысле… А, — догадался генерал. — Вы про Ершова и Бодрова? Да-да, это верно, это хорошо. Хорошие ребята. Честно скажу, не ожидал, но… Молодцы. Вы все молодцы. Особенно вы — товарищ прапорщик. Такое дело на себя взять это… это… Это по-нашему, по мужски. Я за вас рад. Весь полк вами гордится, я знаю, и я тоже. Это факт. — Вновь рукой остановил попытку Мальцева не то поблагодарить, не то оправдаться. — Сообщу по секрету. Чуть позже, к осени, мы их официально приказом по полку проведём. Чтоб без двояких толкований. Поставим ребят на полное довольствие, и вам под полную ответственность.

— Спасибо, товарищ генерал, да мы и сами… — вступился было дирижёр.

— Никаких сами… — нахмурил брови генерал. — Так положено, да и… из уважения к вам и мальчишкам. Так что, товарищ дирижёр, товарищи музыканты — это решено. Не подлежит, так сказать, дебатам. Мы — армия, как вы понимаете, не «гражданка». Вот теперь, пожалуй, и всё. — Генерал коротко глянул на свои наручные часы. — Действительно всё. Можно и в отпуск. До свиданья, товарищи музыканты. Приятного всем отдыха. Извините, что задержал. — Золотарёв легко поднялся со стула.

— Оркестр встать, — скомандовал лейтенант. — Смирно!

Генерал махнул рукой.

— Вольно. Отдыхайте.

Пробки, и не только дорожные

Что я натворил… Что натворил!! Двадцать девять дней, двадцать девять… Ой… Ой!..»

Полковник Ульяшов юлой покрутившись в пустой квартире в поисках туалетов военной одежды (носки-сапоги-галифе-портупея-фуражка-китель-лицо), наскоро умывшись, полковник побрился, прополоскал горло ополаскивателем для полости рта, что освежает дыхание, плеснул на лицо успокаивающий лосьон, щедро пшикнул на себя мужским одеколоном (Givenchy, подарок жены на прошлое 23 февраля), торопливо прошёлся щёткой по сапогам, завтракать не стал, вызвал по телефону машину. Дежурный уазик. Принял единственно правильное сейчас для себя решение: срочно переговорить с генералом. Разделить с ним тяготы и т. д. Как было и раньше, практически всегда. В данном случае — переложить проблему на командира полка. Нервничая, полковник Ульяшов спустился вниз, к подъезду, вот-вот должна подойти машина.