Москва-Сити - Фридрих Незнанский

– Это еще почему?

– Да потому, что к кофе коньяк положен! – Он подмигнул секретарше.

– Коньяк – это гостям, – засмеялась та. – А вы у нас свой. Да к тому же на совещание прибыли…

– Ага, видите, сами сказали: прибыл, – обрадовался Вячеслав Иванович. – А раз прибыл, – значит, гость. Что из того, что не простой, а с совещательным голосом? Неужели не уважите измученного путника, Клавочка Сергеевна?

Ну кто бы устоял! Тем более что Константин Дмитриевич незаметно кивнул ей: разрешаю, мол. А сам спросил Грязнова, безжалостно возвращая разговор в деловое русло:

– Ты там, в интервью, спецслужбы, значит, и ФСБ помянул. Это что, серьезно?

– Да ну, какое там! Так, пообещали на словах помощь, если будет нужда, и весь разговор. Хотя, наверно, их научная база ох как сгодилась бы! А с другой стороны… Вот сейчас мои криминалисты взялись за автомат, который киллер бросил на месте, – так на нем даже номера не забиты, представляете?

– Ну и? – встрепенулся Турецкий. Номера на оружии – большое дело. Бывали случаи, когда по номеру удавалось проследить всю цепочку – от продавца оружия до исполнителя. Но то было раньше, в благословенные «нормальные» времена. Смешно сказать, тогда многие были недовольны тем, что при таком «легком» методе раскрытия чаще всего остаются в тени заказчики!…

– Вот тебе и «ну», – отмахнулся Грязнов, зачарованно глядя, как снова появившаяся секретарша ставит на стол коньяк, блюдечко с нарезанным лимоном и три стопки. – Говорю же: на нем даже номер не забит, на этом автомате! Только что с этого проку! Стали по номеру отслеживать – пришел автомат из Чечни. Сначала лежал на армейских складах, потом был выдан на руки, потом списан – за утратой во время боевых действий против незаконных вооруженных формирований сепаратистов. – Он стал серьезен, что не помешало ему махануть свой коньяк. – Будем!… А вообще, искать-то мы ищем, а информации у нас, если честно, с гулькин нос… Работаем с фотороботом, но вы ж сами знаете – от фоторобота прок далеко не всегда есть… А потом… Вон в Интернете появились сообщения, между прочим, что киллер, скорее всего, уже убит. Не видели? А зря! Очень характерное, между прочим, сообщение. И селезенку щекочет: дескать, вот вы, специально для этого поставленные, ничего не знаете, а мы, всего лишь журналисты электронных СМИ, осведомлены обо всем лучше вас. Ну и какая, мол, после этого вам цена?

– Это один аспект, – согласно кивнул Меркулов. – Ну а второй – это нам как бы знак: черта лысого вы, как всегда, найдете: концы уже обрублены…

– Просто ненавижу я уже эти дела, – сказал вдруг Турецкий. – Какое-то отвратительное бессилие начинаешь чувствовать. Какие-то дешевки, уголовники, а оказываются сильнее и умнее нас!

Повисла довольно тягостная тишина, нарушаемая лишь звяканьем грязновской ложечки в стакане – на сей раз он решил в порядке эксперимента запустить коньяк в чай и вот теперь старательно размешивал эту противоестественную смесь, заранее морщась от предстоящих вкусовых ощущений.

– А кто тебе сказал, что это уголовники? – спросил он вдруг. – Я вот как раз думаю, что это никак не уголовники. И что вообще вся эта история вполне может носить характер, если хотите, политический.

– А смысл? – тряхнул головой Меркулов. – Выборы вроде прошли. Кого компрометировать? Или что там еще может быть? Нет, Слава, оно, может, и умно, но только, пожалуй, на этот раз ты можешь оказаться и того… неправым…

– И вообще, – подхватил Турецкий, – наше следовательское дело: не слова о большой политике говорить, а преступления раскрывать, вот что, товарищ генерал! – Вдруг его осенило: – Слушай, Слав, а твои еще не выясняли, что за заседание было у мэра в то утро?

Грязнов пожал плечами:

– Выясняли, представь себе. Обычное заседание московского правительства. Так сказать, плановое. Происходит каждую неделю в один и тот же день, в одно и то же время. Так что действовали эти ребята наверняка. Тут, по-моему, зацепиться не за что. Разве что вот уточнить маршрут – всегда ли Топуридзе ездил в мэрию этим путем… Ведь ждали-то его не только в конкретное время, но и в конкретном месте…

Турецкий, которого, похоже, очень занимало это дело и у которого, кажется, прямо сейчас возникли по нему какие-то соображения, с Грязновым не согласился. Маршрут – это верно, это обязательно надо выяснить. Потому что если киллеры еще и разовый маршрут знали, это может означать только одно: что они действовали по чьей-то наводке! Да, хорошо бы добыть повесточку заседания правительства 19-го числа! Может, кто-то как раз не хотел, чтобы Топуридзе принял участие именно в этом заседании? Что-то такое доложил бы… опасное для кого-то. Или своим докладом добился бы какого-то запрещения, исходящего от столичного правительства.

Грязнов выслушал его соображения и усмехнулся в ответ на его вопрос, не подсуетились ли еще муровцы насчет повестки заседания…

– Экий вы, дяденька, шустрый. Нет пока, не подсуетились. И суетиться не будем – пусть следственная бригада этим занимается. И вообще, что ты от меня хочешь, Саша! Все только-только случилось, а ты уже требуешь ответа чуть ли не на все вопросы! Да мы даже не знаем пока, сколько их всего было, убийц-то этих… Так что, хочешь больше узнать – входи в контакт со старшим советником юстиции Калинченко – это новый замначальника следственного управления Мосгорпрокуратуры. Ему и поручено возглавить расследование…

– А что это за Калинченко такой? Что-то никогда не слышал. Ты его, Костя, знаешь?

– Он здесь, в Москве, совсем недавно я присутствовал на коллегии, где его утверждали. Переведен в столицу вместе с новым замом генерального Чувилевым. Чуешь? А вообще говорят – шустрый и дело знает. Кличка вот у него только почему-то подгуляла, – ответил Меркулов.

– Не понял! Это что значит? – спросил заинтригованный Турецкий.

– Да кличка у него, ребята, Тракторист. Как у того полевого командира, помните, который снял на пленку собственное участие в издевательствах и убийстве наших солдат? – сказал Меркулов.

– Живодер, значит, – уточнил Турецкий.

– Ну не знаю… Но выходит – вроде того. То ли безжалостный, то ли просто рука тяжелая… Хотя кличка – это, наверно, дело десятое.

– Я вот чего прикатил-то, Костя, – сказал Грязнов.

– За этим? – хмыкнул Турецкий, щелкнув себя по горлу.

– Ну вот, говорили от чистого сердца, а сами попрекаете, – нехорошо, Саша… За это, – Грязнов в свою очередь щелкнул себя, – вам отдельное огромное спасибо, как и за чай. Хотя тут даже и не знаю, кого больше благодарить – вас, так называемых друзей, или добрую душу Клавдию Сергеевну. Но если честно, – сказал он, с веселым нахальством наливая себе еще коньяку, – приехал я все же не за тем, чтобы на халяву у вас тут клюкнуть. Я вот чего подумал, ребята. Этот самый Калинченко – он человек в столице новый, не обвыкся еще. И вообще, может, ему чем помочь надо, а? Все-таки дело на контроле… Свиньи мы просто будем, если не поможем. И потом, я же вижу – мужичок вроде не паркетный, не шаркун. А тут Москва… А Москва – она ведь, как известно, блин, бьет с носка. Я тут с ним малость пообщался… Он при мне вроде как сдерживался – а и то нагородил черт-те чего. Дескать, Москва эта ваша, от нее один вред стране, а мы, дескать, в провинции, хранители высоких идеалов… такую понес хренотень… А чего он без лишних свидетелей может нагородить – вряд ли и угадаешь. Не дай бог ему, хоть и дуриком, с такой ахинеей на мэра наскочить: тот за поносные слова насчет Москвы может и в порошок стереть, честное слово! Так что нам бы, как старшим товарищам…