Зов темной крови - Анна Князева

– Ах да… – рассеянно обронила она. – Теперь это востребовано. Шелегеда не сказал, откуда он узнал о вашем новом месте работы?

– Сказал… – проронил Тищенко.

– От кого?

– Козырев Сергей Аполлинарьевич. Вы его знаете. Этот человек хотел присвоить вашу коллекцию одежды. Я помню эту историю, в то время уже работал у вас. Речь шла о его дочери, тогда она была модельером.

– А кто теперь? – спросила Надежда.

– Теперь она дизайнер интерьеров.

– Понятно, – усмехнулась Надежда. – В следующем году станет писать картины. Повсюду одно и то же.

– Что поделать, – вздохнул Анастас Зенонович. – Богатый отец – тяжелое испытание для ребенка.

– С этим не поспоришь.

– Я вот, собственно, для чего зашел… – продолжил Тищенко.

– Сказать про костюмы Шелегеды, – напомнила Надежда. – Хороший заказ, однако вам нужно подумать. Если есть конкретные сроки готовности, можете не успеть.

– А сколько у вас портных?

– Ваших – двое, и еще трое новеньких, их взяли позже.

– И как они? – спрашивая, Тищенко отчего-то занервничал. – Шьют прилично? Качество не страдает?

– Вы будете довольны, – пообещала Надежда. – Но я должна вас кое о чем предупредить. Хорошо, что вы заговорили об этом.

– Да-да… – с готовностью отозвался Тищенко и придвинулся поближе вместе со стулом. – Догадываюсь, о чем хотите сказать. Я знаю, что у вас работает Карклиня.

– Ах вот как? – Казалось, Надежда с облегчением выдохнула. – Вы с ней знакомы?

– Весьма поверхностно.

– И как вам она?

– Как мастер? Или как женщина?

– Разумеется, как мастер.

– Простите великодушно… – Тищенко смущенно покачал головой. – Вилма Карклиня – хороший мужской закройщик. Насколько я знаю, у нее рижская школа.

– Она чем-то отличается от вашей? – заинтересовалась Надежда. – Вы, кажется, учились в Киеве?

– Это субъективно… – уклонился от ответа Анастас Зенонович.

– И все-таки мне любопытно узнать.

– Рижская школа – рациональная, я бы сказал, консервативная.

– Это обобщенное мнение?

– Только мое.

– А ваша, киевская?

– В ней больше степеней портновской свободы. И это тоже субъективное мнение, ведь в нашем деле очень важны каноны.

– Вы сами себе противоречите. По-вашему выходит, чем консервативнее покрой костюма – тем лучше? Следуя этой логике, рижская школа пошива мужского костюма лучшая.

– Мужской костюм идеален только тогда, когда становится частью его владельца. Вот что я имел в виду, говоря о степенях портновской свободы.

– Теперь понимаю.

– Так что там с Вилмой Карклиней? – напомнил ей Тищенко. – Хотите спросить, смогу ли я с ней сработаться?

– Допустим…

– Своих клиентов ей не отдам.

Надежда улыбнулась:

– Я так и думала.

– Постарайтесь меня понять, – разволновался Анастас Зенонович, опасаясь за свою дальнейшую судьбу в ателье. – Я могу отвечать только за то, что сам начертил и разрезал.

– Я вас понимаю.

– В таком случае что будет с Вилмой?

– Как раз в этот момент Ираида Самсоновна с ней беседует.

– Есть компромиссный вариант, – предложил Тищенко. – Пусть ваша Вилма шьет костюмы для своих постоянных клиентов. А я буду работать со своими.

– И вы не против второго стола в мужской закройной? – оживилась Надежда.

– Какие же возражения? Ставьте!

– Наденька! – В кабинет вбежала Ираида Самсоновна и, едва кивнув Тищенко, сообщила: – Мы с Вилмой пришли к компромиссному решению…

– Поставить в мужской закройной еще один стол и оставить Карклине постоянных клиентов? – поинтересовалась Надежда.

– Откуда ты знаешь? – опешила мать.

– Мы с Анастасом Зеноновичем остановились на том же.

Ираида Самсоновна вскинула руки и хлопнула себя по бокам.

– О чем ни спроси, у нее все уже решено!

Был уже полдень, и солнце приближалось к зениту, когда автомобиль Надежды Раух остановился возле крыльца ателье. Не выходя из машины, она опустила солнцезащитный козырек и оглядела себя в зеркале. Решив, что выглядит плохо, достала из сумки помаду и пудреницу.

Из ателье вышел охранник и, спустившись по ступеням с крыльца, подошел к машине.

Надежда открыла дверь:

– В чем дело?

– Здравствуйте, Надежда Алексеевна, – сказал охранник. – У вас все в порядке?

– А почему вы об этом спрашиваете?

– Подъехали, а не выходите. Вот я и решил: может быть, что-то случилось.

– У меня все хорошо, – проговорила Надежда.

Она припудрилась и накрасила губы, предварительно обведя их карандашом. Посчитав, что лицо слишком бледное, достала румяна и, подкрасившись, вышла, наконец, из машины. Проходя мимо, спросила у охранника:

– В складе фурнитуры кто-нибудь есть?

Он уточнил:

– Имеете в виду полицейских?

– Кто-нибудь из следственной группы.

– Нет никого. Как разошлись утром, так и не возвращались.

– Они были здесь до утра? – поинтересовалась Надежда.

– Можно сказать и так.

– Не понимаю…

– Шастали всю ночь туда и обратно, замучился открывать. – Охранник недовольно скривился. – Грязи натаскали. Ираида Самсоновна была недовольна.

– Где она, кстати?

– Кажется, в закройной. Про вас спрашивала. Велела позвонить, когда вы приедете.

– Ну, так звоните, – проговорила Надежда.

– Уже позвонил. – Он открыл входную дверь, чтобы впустить Надежду, но из ателье вышла Ираида Самсоновна и подставила дочери щеку для поцелуя. И как только дочь приложилась, критически ее оглядела:

– Неважно выглядишь, Наденька…

– Давай зайдем внутрь, – сухо предложила Надежда.

Они вошли в ателье и направились к стойке администратора.

– Все по графику, – отрапортовала Виктория. – С утра провели две примерки в дамской гостиной и три примерки – в мужской.

– Ого! – удивилась Надежда. – Все удачные?

– Да как вам сказать…

– Так и скажите.

– Утром к Тищенко приходил Сергей Аполлинарьевич.