Француз - Юрий Костин

Победа в сражении под Бородино была какой-то недопобедой. А взятие Москвы осталось в нашей памяти в качестве недовзятия.

Все было как-то наполовину, тревожно, уныло и совсем не по правилам взятия больших городов и ведения войны. Чего только стоили эти подлые вылазки крестьян против регулярной армии… Может быть, эта недосказанность и неопределенность помешали войскам приветствовать императора так же браво и молодцевато, как делалось это в Австрии или Польше?

Наполеон со свитой приблизился к месту, где еще накануне мы с товарищем распивали французское вино из русских погребов. Все вскочили со своих мест, вытянулись по струнке. Небрежным жестом приказав мне сесть, Наполеон, как простой солдат, устроился у костра на бревне. В этой позе великий человек выглядел сущим карликом, но от него исходила нечеловеческая сила, а от взгляда огромных, проницательных глаз кровь застывала в жилах. Император заговорил со мной.

— Вас зовут Матье Сибиль? И вы из Бретани?

Я собрался отвечать, но услышал голос Мюрата и тут же заметил в толпе сопровождающих Бонапарта на прогулке моего командира:

— Так точно, сир. Матье Сибиль. Храбрец, надо признать. Хотя, поговаривают, он попросился в армию из-за несчастной любви.

Наполеон усмехнулся. При этом ни один мускул его лица не пошевелился. Видно было, что веселье уже давно покинуло его сердце.

— Мой друг, — покровительственным тоном произнес император, — переживать по поводу женской измены может или глупец, или школьник. Вы, как мне кажется, не относитесь ни к одной из этих категорий людей. Надеюсь, вы уже забыли обо всем? На свете еще очень и очень много женщин, которые желают быть счастливыми. А сделать женщину по-настоящему счастливой способен только солдат. Мюрат, попросите записать эту фразу. Она звучит как афоризм. Когда-нибудь ее будут цитировать.

Наполеон встал и, не проронив больше ни слова, не попрощавшись и не глядя в мою сторону, продолжил свою инспекционную прогулку.

Отойдя от костра на несколько шагов, этот великий человек приказал Мюрату назначить меня командиром отряда, которому была поручена специальная миссия.

— Мне он понравился. Ни слова не успел сказать, однако же смотрел на меня без страха и подобострастия, — проговорил Наполеон, покосившись в мою сторону.

— Я не знал и не знаю людей, сир, которые бы так хорошо разбирались в людях, — не преминул польстить императору Мюрат.

— Да? — переспросил тот несколько язвительным тоном. — Иногда мне кажется, что в некоторых своих друзьях я горько ошибся.

Однако в точности воспроизведения последней фразы Наполеона я поклясться не могу. Подул ветер, и до меня донеслись только обрывки слов. Так и в истории, наверное, бывает: кто-то услышал часть фразы, или перепутал, или был пьян, когда рассказывал, приукрасил что-то, а остолопы тысячелетиями цитируют, скажем, великие слова Цезаря, которые он в действительности никогда не произносил…

В тот момент я не мог знать, что от меня требовалось. Если нас не бросали в бой, то отправляли на поиски пропитания. Иных задач представить я себе не мог, исходя из своего положения и звания.

С припасами дела у нас обстояли из рук вон плохо. В оставленной Москве поживиться было нечем, а в русских деревнях и в мирное время люди жили бедно, похуже наших французских крестьян во времена Бурбонов. К тому же пускаться на поиски провизии можно было только в составе крупного отряда, иначе велик риск напороться на казачьи разъезды и партизанские засады, которые, вопреки всем законам современной войны, во главе имели, как правило, офицеров, дворян. Не исключено, что и сам царь мог поощрять такое варварство, как разбойничьи набеги на регулярные войска.

Свою же армию он куда-то спрятал, трусливо избегая честного сражения.

Партизаны наводили на нас ужас. Столь невиданный стиль ведения войны поражал нас своим варварством и коварством тактики. Никогда еще войны не велись при таком полном отсутствии правил и чести.

Солдат армии императора партизаны не щадили, в плен брали очень редко, зато охотно поднимали на вилы. Жестокость сию объясняли якобы тем, что Наполеон вторгся в пределы их государства с преступными целями, а это значит, что вся его армия сплошь состоит из преступников, коих следует, не мешкая, казнить.

Но ведь на войне как на войне: без риска она немыслима. И какой бы нелепой и позорной кому-то ни казалась смерть на крестьянских вилах, смею заверить не побывавших в настоящих кампаниях: большая часть смертей на войне нелепа, необъяснима и вовсе не является героической. Даже в атаке гибель товарищей выглядит довольно нелепо. Шагаешь в каре под барабанную дробь и вдруг слышишь свист ядра. Оно врезается в строй в трех шагах от тебя, навсегда вырывая из колонны и из жизни несколько человек.

Происходит величайшая трагедия, а мы идем дальше, сжав зубы, не переходя на бег, сжимая в руках оружие и все-таки не веря в перспективу собственной смерти. Мне всегда было любопытно понять, по какому принципу отбирает Всевышний или посланный им в наше наказание бог войны свои жертвы…

Вечером стало известно, что Мюрат выбрал меня в качестве курьера, уполномоченного передать лично Кутузову особое послание для русского царя. Видимо, Наполеон придавал нашей миссии такое значение, что счел необходимым самолично произвести выбор порученца. Я был несказанно удивлен и горд.

Моей дестинацией была ставка русского фельдмаршала. До нее, правда, следовало еще добраться целыми и невредимыми. Регулярная армия парламентеров, может, и не тронет, но столкновение с партизанами могло привести к самым печальным последствиям. Поэтому в мое распоряжение поступило три эскадрона кирасир.

* * *

Наполеон уходил из России. Принужденный прозорливым Кутузовым двигаться не по Калужскому направлению в сторону богатой Малороссии, а по Смоленской дороге, на которой не было у него заготовлено ни баз, ни припасов, император Франции мечтал только об одном: чтобы русский царь остановил свои войска на границе.

Искусные маневры русских войск не оставили ему выбора, и он распорядился двигаться к границе по Смоленской дороге. Понимая, что теперь его армия обречена на вымирание, Наполеон плохо принял этот удар и на людях упал в обморок…

В русском походе он слишком часто терял лицо. Моральный дух в армии упал до опасной черты, уважение к императору таяло, подобно снегу, который солдаты Великой армии растапливали в котелках. Требовалось проявить все свои способности, изобретательность и дар убеждения, чтобы избежать катастрофы.

Заканчивался поход, но не угасала еще надежда его на реванш или хотя бы на сохранение своей власти над вассалами в Европе. Да и просто так уйти, отступить он, конечно же, не желал. Необходимо было еще сохранить лицо. Наполеон пытался перехитрить русских, написав пространное письмо своему «брату» императору Александру, который не удостоил его ответом. Отправил в ставку фельдмаршала Кутузова под Тарутино своего близкого советника генерала Лористона. Просить мира… И вот сегодня, в отчаянной попытке закончить войну еще здесь, в России, послал с гонцом отдельное, личное послание русскому царю.