Зеленоглазый горец - Ханна Хауэлл

– О да! Я понимаю вас, сэр. Хотя вы говорите немножко не так, как все. Нет, мне просто интересно, зачем сэр Маккей велел вам мастерить для него эту полку? У него же уже есть каминная полка. Зачем ему понадобилась еще одна? – Мегги подошла поближе, внимательно разглядывая кусок дерева, над которым только что трудился Джеймс. – Ух, как красиво!

– Спасибо, ты очень добра. – Мегги рассмеялась, а он улыбнулся ей в ответ, с трудом сдерживаясь, чтобы не обнять ее. – Почему ты назвала лэрда сэр Маккей? Разве он – не твой папа?

– Нет, хотя он всем рассказывает, что я его дочь. – Мегги заметно нервничала. – Но только, пожалуйста, никому не говорите, что я вам это сказала, хорошо?

– Я никому об этом не расскажу – никогда. Это будет наш секрет, о котором никто не должен знать. Уи?

– Да, это секрет. Я знаю, он поцеловал мою маму, но все равно он не мой отец. Он целовал многих женщин. Мой папа был красивый и добрый. И еще он был очень веселым, всегда улыбался. А сэр Маккей только и знает, что кричать и бросаться на всех с кулаками. Он плохой человек, злой.

«Я знаю, он поцеловал мою маму»… Эти слова девочки словно полоснули Джеймса по сердцу. Он не сразу смог ответить на неожиданное признание Мегги.

– Да, но если кто-то кого-то поцеловал, это не значит, что у них будут дети. А где твоя няня?

– Аннора? Она работает в саду. Вон там, видите? – Мегги показала испачканной в земле рукой в сторону сада. – Я ей помогаю. Мне захотелось пить, и я пошла в дом. Я ходила на кухню, и Большая Марта дала мне воды. И почему только эту женщину зовут Большая Марта? Ведь она – маленького роста. Почему ее так прозвали?

– Может, ее так называют в шутку? Чтобы люди больше улыбались?

– А-а. Выходит, они ее дразнят? Как вы думаете, ей не обидно?

– Нон. По-моему, она вполне довольна своим прозвищем. У нее большое сердце, понимаешь? И она сильна духом.

Мегги улыбнулась и кивнула, встряхнув кудряшками.

– Большая Марта и правда добрая и очень сильная, поэтому все ее слушаются. – Девочка перевела взгляд на заготовку, над которой трудился Джеймс: – У вас получается очень, очень красиво, правда. Можно мне будет потрогать это, когда я вымою руки?

– Уи. Мне еще многое предстоит сделать. Я почти все время буду здесь. Можешь в любое время приходить ко мне в мастерскую, если хочешь.

– Мегги!

– Это Аннора. Мне нужно бежать, а то она будет волноваться, понимаете?

В тот же миг Мегги убежала. Джеймс с тоской посмотрел на дверь, за которой только что исчезла ее фигурка. Он был погружен в свои мысли и не замечал ничего вокруг. Слова дочери, сказанные невинным тоном, не давали ему покоя.

«Я знаю, он поцеловал мою маму».

Джеймс пытался успокоиться, говоря себе, что Мегги все это почудилось, что это – ее детские фантазии. Ведь Мегги было всего два года, когда умерла Мэри. Ребенок такого возраста не мог понимать, что именно она видела, да к тому же три года держать это в памяти. Однако Джеймс ничего не мог с собой поделать, потому что слова Мегги никак не давали ему покоя.

Неужели Мэри была ему неверна? Он не мог в это поверить. Его жена была болезненно стыдлива. Она чувствовала неловкость даже во время занятий любовью. А может быть, это была вовсе не стыдливость? Вдруг все объяснялось тем, что Мэри были неприятны его прикосновения? Джеймс всегда надеялся, что со временем она начнет испытывать удовольствие от интимной стороны брака. Неужели, лежа с ним в постели, Мэри думала о другом мужчине, с которым у нее, возможно, была связь? Может быть, с тем, другим, она давала волю своей страсти? Неужели его милая скромница Мэри любила другого?

Он с такой силой сжал в руке шило, что чуть не сломал его. Джеймс всегда недоумевал, зачем Мэри принимала у них дома Доннела Маккея. Может быть, ему нужно было внимательнее следить за ними? Было нелегко осознавать, что его так долго дурачили, но, очевидно, настало время взглянуть на свой брак критически. Ему было по-прежнему трудно представить, что Мэри его обманывала.

После того как он более-менее свыкся с мыслью о том, что Мэри, возможно, совсем не та милая, стыдливая женушка, которой он всегда ее считал, Джеймс начал сомневаться в том, что она умерла на самом деле. Тело, найденное после пожара, так сильно обгорело, что эту женщину невозможно было узнать. Все решили, что это Мэри, потому что свидетели утверждали, будто видели ее в маленькой хижине во время пожара. На обуглившейся руке было кольцо, которое он сам надел ей на палец на их свадьбе. К тому же были найдены обгоревшие кусочки ткани от платья, в которое Мэри была одета в тот день. Тем не менее сомнения все же оставались. Здесь было над чем задуматься, и теперь случившееся представлялось Джеймсу совсем иначе. И все же ему было трудно предположить, что Мэри была искусной интриганкой и что она с леденящим душу расчетом разработала и претворила в жизнь столь коварный план. Да еще к тому же так долго не объявлялась, продолжая от всех скрываться.

Джеймс постарался отвлечься от тяжелых мыслей, сосредоточившись на орнаменте. Неспешная, кропотливая работа, как обычно, успокаивала ему нервы и придавала четкость мысли. Одно Джеймсу стало ясно: Данкрейг на самом деле таит гораздо больше загадок, чем он предполагал. А это значит, что нужно сохранять хладнокровие, нельзя возбуждать ничьих подозрений, пока он занимается расследованием. Однако в глубине души Джеймс надеялся, что в конечном итоге истина не будет заключаться в том, что он был слепцом и болваном, купившимся на нежные улыбки и стыдливый румянец бесчестной и коварной женщины, и сам стал причиной своих несчастий.

– Где ты пропадала? – спросила Аннора Мегги, когда девочка подбежала к ней. – За это время можно было выпить не стакан воды, а целое ведро.

Мегги рассмеялась:

– Я разговаривала с тем мужчиной, который вырезает из деревяшек красивые вещицы.

Аннора бросила взгляд на дом, а потом строго посмотрела на Мегги:

– Нельзя мешать человеку во время работы.

– А он сказал, что я ему не мешаю.

– Может быть, мастер Лавенжанс из вежливости не попросил, чтобы ты оставила его в покое.

– Нет, он со мной беседовал.

– Ну что ж, это очень мило с его стороны. И все-таки не стоит ему надоедать.

– Он сказал, что я могу приходить к нему, когда захочу, и смотреть, как он работает. И что, когда я вымою руки, мне можно будет потрогать красивые вещицы, которые он мастерит из дерева.

Первым побуждением Анноры было заявить свое решительное «нет» и запретить девочке делать то, что ей хочется, но мастер Лавенжанс и впрямь творит из дерева чудеса. Такой поразительной красоты Аннора в жизни не видела. Нет ничего удивительного в том, что Мегги так живо интересуется его работой. Глупо запрещать ребенку дружить с этим человеком только из-за соображений безопасности. Девочка и так ничего хорошего не видит в жизни. Запрет может сломить ее дух и притупить естественное детское любопытство и жажду новых впечатлений.