Налейте бокалы, раздайте патроны! - Сергей Зверев

— Двадцать одна тысяча пленными, да потом еще шестьдесят три тысячи! — возбужденно произнес старый вояка. — И все: дорога на Париж была открыта.

— Конечно, господин генерал, — кивнул Диркер. — Однако предлагаю поставить эксперимент, чтобы вы своими глазами взглянули на новое экспериментальное оружие.

— Ну что ж, если хотите, полковник… — развел руками командующий. — А на ком же, собственно говоря, мы его испытаем?

— На наших солдатах, — последовал ответ.

* * *

Сложная система полевых укреплений защищала немецкие позиции. Развитую систему траншей усиливали ряды мешков с песком, деревянная обрешетка и местами железные или бетонные перекрытия. В зависимости от предназначения в некоторых местах траншеи были неглубоки, а в иных можно было стоять во весь рост. Траншеи разделялись на секции, образуя зигзаги. Расположенные кое-где блиндажи играли роль командных пунктов, убежищ при артобстреле и передовых лазаретов. Большинство траншей было оборудовано ступенями для стрелков, огневыми позициями для снайперов, стационарными перископами. У некоторых траншей имелись стальные брустверы с бойницами. Перед траншеями располагались проволочные заграждения, достигавшие в ширину до тридцати метров. С тылом передовые траншеи соединялись ходами сообщения, по которым на позицию прибывало подкрепление.

Такие укрепления были на передовой. Здесь, на полигоне, все было гораздо проще — ряды колючей проволоки, за ними — несколько рядов траншей. На «позиции» медленно полз немецкий танк. Мощная и грузная металлическая коробка угловатой формы хищно скалилась стволами пулеметов и орудия. Ревя двигателем, танк, украшенный крестами, приближался.

Немецким солдатам во время эксперимента было разрешено палить по танку из всего имеющегося в наличии стрелкового оружия. Что, собственно, и происходило. Залпы, одиночные выстрелы сменялись пулеметными очередями и выстрелами из легких орудий. Танку, однако, все было нипочем! Хищно урча, страшная машина легко, как нитки, рвала ряды колючей проволоки, валила столбы и приближалась к траншеям.

Видя, что ничем нельзя остановить танк, солдаты обеспокоенно заметались по окопам. Их предупредили, что сегодня произойдет испытание нового оружия, но что это будет за оружие — никто и вообразить себе не мог. Понимая, что танк вот-вот вдавит их в землю, солдаты, бросая оружие, панически бежали прочь: страшное железное чудовище, которое невозможно ничем поразить, деморализовало их полностью. Наверное, подобные чувства внушил бы белым лабораторным мышам огромный камышовый кот…

Впрочем, ничего удивительного в такой реакции не было — если вспомнить первую публичную демонстрацию первого в мире фильма братьев Люмьер «Прибытие поезда», то она вызвала у зрителей не меньшую панику, истерику и шок. Сцена, где поезд прямо с экрана несся в зрительный зал, заставила большинство присутствующих разбежаться.

Полковник торжествовал.

— Уж если наши солдаты дрогнули, то русские наверняка побегут, как зайцы! Вы же сами видели, господин генерал, — ведь танк даже не стрелял. А если бы изрыгал огонь!

Гинденбург был поражен.

— Да, да… — ошеломленный старый вояка покачал головой. — А какие основные характеристики?

— Танк, как вы уже видели, господин генерал, представляет собой бронированную коробку ромбовидной формы с обведенной по ее корпусу стальной гусеницей, — начал пояснять Диркер, достав схемы. — Корпус покрыт броней. Она защищает от винтовочных пуль, шрапнели, легких осколков снарядов.

— Вооружение?

— Вооружение располагается в спонсонах — бортовых полубашнях. Для уменьшения веса тридцатимиллиметровую броню оставили только в носовой части, в других частях толщина брони варьируется от пятнадцати до двадцати миллиметров, — генерал и полковник склонились над чертежами.

— Великолепно! — подробно ознакомившись с устройством и лично осмотрев технику, произнес фон Гинденбург. — Надо использовать в наступлении. Это что, экспериментальный танк? Только один? Ничего, и одного будет достаточно, чтобы нагнать страху на русскую армию! Только надо подумать о направлении главного удара. Хотя… А если утечка информации? Ведь и в газетах о нем писали!

— У нас есть способ направить русских по ложному следу! — ухмыльнулся Диркер.

— Действуйте, полковник, — положил руку ему на плечо генерал. — Признаю: вы меня убедили. Если что — обращайтесь ко мне в любое время. Все, что от меня зависит, я сделаю. Такое оружие, против которого противник бессилен, нам жизненно необходимо.

— Гляжу я на это и диву даюсь, — насмешливо покачал головой офицер с побитым оспой лицом. — Для кого-то война — исполнение своего долга, для кого-то возможность нажиться…

— Это вы о чем, ротмистр? — поинтересовался сидевший рядом высокий подполковник.

— Ну, как же? Мы с вами не дети… Испокон веков было так, что кто-то за Родину кровь проливает, костями ложится, а кто-то на военных поставках ручки свои греет. Так было, есть и, к сожалению, будет всегда. Но ведь я не о том. Такие широкие темы я сейчас затрагивать не хочу, — он с усмешкой провел рукой по скатерти, будто стряхивая с нее что-то. — Вы посмотрите вокруг.

— А что такое? — подполковник поднял голову и взглянул по сторонам. Все было как обычно, и ничего такого, чтобы особенно отличалось от привычного ему порядка вещей в офицерском собрании, глаза не находили. Кто-то из господ офицеров играл в бильярд, кто-то сидел в клубном кресле, развернув газету, большая часть разговаривала — каждый о своем.

— С началом войны среди некоторых офицеров появилась глупая мода — украшать себя разными побрякушками, чтобы произвести впечатление на слабонервных женщин, — продолжал ротмистр. — Идет бывало такой хлыщ, весь опутанный ремнями портупеи, при шпорах, а сам — как новогодняя елка! На нем и револьвер, и бинокль, и фотоаппарат, и даже свисток для поднимания солдат в атаку! И вот глядишь и не понимаешь — офицер это или кукла какая-то?

— Да, это бывает… — задумчиво проговорил подполковник, перелистывая газету.

— А появится такой тип на передовой — ну, тут уж форсу на целый полк хватит! Да что далеко ходить, — воодушевляясь собственными речами, заговорил ротмистр. — Буквально неделю тому назад явился и к нам этакий пижон — военный журналист. Весь в ремнях, портупеях, и револьвер при нем, и кольт. Все на нем чистенькое, с иголочки — картинка, а не человек. И сообщает, мол, прибыл к вам, чтобы написать репортаж о наших героических солдатах — защитниках веры, царя и Отечества. Ну, хорошо, говорю, я вам предоставлю такую возможность.

— И что же дальше? — спросил подполковник.

— Отправились мы на передовую. Начал он чем дальше, тем больше разочаровываться. «Ну, разве это порядок? Ни тебе аккуратности, ни симметрии, ни сверхпатриотизма. Солдаты все какие-то серые, без настроения…»

— А какое же он настроение желал у них отыскать?

— Известно какое — чтобы они день и ночь этакими героями выглядели, по струнке все, да чтобы под линейку. Я говорю: милейший, это фронт, а не парад императорский — нет, он нос воротит. Не видно, дескать, никакого куражу и храбрости. Надулся, как индюк. Ну, а вот когда я его на передовую отвел да он вылез на передний край, германцы аккурат огонь и открыли. Спесь слетела с «военного журналиста» буквально за полминуты. Белый как полотно стал. Кричит, озирается, в истерику впал! Не желаю, говорит, погибнуть, спасите-помогите, все что угодно для вас сделаю, дорогие мои солдатики!