Весь этот свет - Джейми Макгвайр

В такие моменты мне недоставало молчаливого гнева. Сейчас он изливался на улицу.

Мамочка все еще расхаживала взад-вперед, а папа стоял у стола, умоляя его выслушать. Они орали, а тени деревьев уже ползли через двор, потому что солнце зависло над самым горизонтом. Начали стрекотать сверчки, напоминая о скором приближении заката. У меня в животе заурчало. Я присела на неровный край тротуара и бездумно выдергивала из газона травинки, еще теплые от летнего солнца. Небо окрасилось розовым и фиолетовым, а дождеватели у нас во дворе шипели и разбрызгивали воду. Похоже, война в нашем доме затягивалась.

Машины по Джунипер-стрит проезжали, только если кто-то пытался срезать путь, возвращаясь домой из школы или с работы. После того как все добирались до дома, район снова погружался в сонное спокойствие.

Я услышала у себя за спиной какой-то щелчок и обернулась. Тот самый паренек стоял на противоположной стороне дороги, в руках он опять держал свой фотоаппарат. Он снова поднял камеру, направил ее на меня и сделал очередное фото.

– Мог бы хоть притвориться, что вовсе не меня фотографируешь, – рявкнула я.

– С чего бы это?

– Потому что только маньяки фотографируют незнакомых людей без разрешения.

– Кто это сказал?

Я отвернулась, оскорбленная его вопросом.

– Все. Все так говорят.

Паренек закрыл объектив крышечкой, потом сошел с тротуара и перешел дорогу.

– Ну, «все» не видели того, что я только что увидел в объектив, и фото получилось отличное.

Я уставилась на него, пытаясь решить, сделал ли он мне комплимент или наоборот. Мои руки были сложены на груди, но выражение лица смягчилось.

– Мой папа сказал, ты племянник мисс Ли?

Он кивнул и поправил очки на блестящем носу.

Я посмотрела на силуэты родителей, маячившие в окне, потом снова повернулась к пареньку.

– Ты здесь на все лето?

Он снова кивнул.

– Ты говорить умеешь? – вскипела я.

Он весело улыбнулся.

– Чего ты такая сердитая?

– Не знаю, – огрызнулась я и снова зажмурилась. Сделала глубокий вдох, потом слегка приоткрыла глаза. – А ты никогда не злишься?

Паренек пожал плечами.

– Думаю, не больше, чем прочие люди, – он кивнул на мой дом. – Почему они так вопят?

– Мой, э-э-э… мой папа сегодня потерял работу.

– Он работает на нефтяную компанию?

– Работал.

– Как и мой дядя… до сего дня, – признался мальчик. У него вдруг сделался очень уязвимый вид. – Только никому не рассказывай.

– Я умею хранить секреты, – я встала и отряхнула шорты. Мой собеседник молчал, и я нехотя проговорила: – Я – Кэтрин.

– Знаю. А я – Эллиотт. Хочешь вместе со мной пойти в кафе «У Браума» и съесть по рожку мороженого?

Он был на полголовы выше меня, но на первый взгляд казалось, что весим мы одинаково. Руки и ноги у него были слишком длинные и костлявые, а уши, похоже, росли быстрее всего остального организма. Высокие скулы сильно выдавались вперед, так что щеки казались запавшими, а длинные, похожие на солому волосы делали овальное лицо еще более вытянутым.

Паренек переступил через трещину в асфальте, а я вышла за калитку и обернулась через плечо. Дом по-прежнему взирал на меня – он будет ждать моего возвращения.

Мои родители все кричали. Если я войду внутрь, они умолкнут, но потом еще долго будут переругиваться у себя в спальне, а значит, мне придется всю ночь слушать приглушенное ворчание мамочки.

– Конечно, – сказала я, поворачиваясь к Эллиотту. Он выглядел удивленным. – У тебя есть деньги? Я потом тебе верну. Не хочу сейчас возвращаться в дом за кошельком.

Он кивнул и в качестве доказательства похлопал себя по нагрудному карману.

– Я за тебя заплачу. Подстригал газоны у соседей.

– Знаю.

– Знаешь? – переспросил он и удивленно улыбнулся.

Я кивнула, сунула пальцы в неглубокие карманы джинсовых шорт и впервые ушла из дома, не спросив разрешения.

Эллиотт шел рядом со мной, но на некотором расстоянии. Полтора квартала он молчал, а потом его прорвало.

– Тебе здесь нравится? – спросил он. – В Дубовом ручье?

– Не особо.

– А что насчет школы? Какая она?

– Люблю ее до безумия.

Он кивнул так, словно я подтвердила его подозрения.

– Моя мама здесь выросла и всегда говорила, что терпеть не может этот городишко.

– Почему?

– Большинство индейских детей ходили в свою собственную школу. Над мамой и дядей Джоном постоянно издевались, потому что они единственные посещали городскую школу. К ним относились отвратительно.

– Это… как? – спросила я.

Эллиотт нахмурился.

– Их дом забрасывали камнями, как и мамину машину. Но я знаю об этом только по рассказам дяди Джона. Мама лишь говорила, что родители в этом городе очень ограниченные, а дети еще хуже. Не уверен, как к этому относиться.

– К чему именно?

Эллиотт опустил глаза.

– К тому, что мама отправила меня в место, которое ненавидит.

– Два года назад я попросила на Рождество чемодан, и папа подарил мне две штуки. Как только закончу школу, немедленно соберу вещи и больше никогда сюда не вернусь.

– А когда ты заканчиваешь школу?

Я вздохнула.

– Через три года.

– Значит, ты перешла в старшую школу? Я тоже.

– Но ты ведь приезжаешь сюда каждое лето? Не скучаешь по друзьям?

Эллиотт пожал плечами.

– Мои родители постоянно скандалят. Мне нравится приезжать сюда, здесь спокойно.

– А откуда ты приехал?

– Из Оклахомы, если быть точным, из Юкона.

– О, правда? Мы играем с вами в футбол.

– Да, знаю-знаю. «Плюнь на Юкон». Видел баннеры Дубового ручья.

Я с трудом сдержала улыбку. После уроков мы с Минкой и Оуэном сделали несколько таких баннеров на собраниях группы поддержки.

– А ты играешь?

– Ага, как пятое колесо в телеге. Хотя в последнее время делаю успехи, если верить тренеру.

Впереди показалось кафе «У Браума», над ним ярко горела розовым и белым неоном рекламная вывеска. Эллиотт распахнул дверь, и меня обдало волной холодного воздуха: внутри работал кондиционер.

Мои шлепанцы липли к выложенному красной плиткой полу. В воздухе пахло сахаром и топленым салом. Сидящие за столиками кафе семьи обсуждали планы на лето. Возле одного из самых больших столов стоял протестантский пастор. Он скрестил руки на груди, так что его красный галстук смялся, и обсуждал с несколькими членами своей общины церковные дела, а также высказывал свое разочарование уровнем воды в здешнем озере.