Шальная музыка - Михаил Черненок

— Кто его знает.

— А что за «Грубияночка» в письме упоминается?

— Дашка Каретникова, с Левой в ГПТУ училась.

— Наркоманка?

— Нет вроде бы, но… довольно странная. Никогда не угадаешь, какой трюк выкинет.

— Какие дела связывали с ней Льва Борисовича?

— У них сложная история… — Люба опустила глаза и вдруг будто спохватилась: — Минуточку, сейчас покажу эту красавицу…

Она взяла со стола общую тетрадь, быстро полистала ее и подала Бирюкову небольшую фотографию. На цветном снимке молодая миловидная блондиночка с распущенными по плечам густыми волосами, словно рекламируя пышную грудь, едва прикрытую низко расстегнутым нежно-розовым батником, с томными голубыми глазами смотрела прямо в объектив. На обратной стороне снимка кокетливым почерком было написано с каким-то намеком: «Вам отдавая свой портрет, вас о любви я не молю…»

— Хороша самореклама? — с брезгливой усмешкой спросила Люба.

Бирюков улыбнулся:

— Что это она так?..

— Спросите дурочку. Вообще-то Дашка неглупая, но всегда прямо из кожи лезет, чтобы выделиться. Если что-то задумает, своего всегда добьется. Вот, Лева около года за японским магнитофоном охотился, она — в неделю провернула… — Люба опять полистала тетрадь и подала Антону распечатанный почтовый конверт. — Пожалуйста, приглашение явиться за покупкой…

Письмо, адресованное в райцентр Зуеву, было без обратного адреса. Бирюков внимательно посмотрел на новосибирский штемпель с неразборчивым числом отправления и достал из конверта картинку с обнаженной женской ногой, отрезанную от упаковки импортных колготок. На чистой стороне была короткая записка почти чертежными буквами: «Левчик! Нашла милого дядечку. Если не передумал иметь японский однокассетник, срочно вези 600 р.».

— Значит, «Националь» помогла купить Каретникова? — спросил Антон.

— Наверное. Лева мне об этом ничего не говорил. Это я нашла в столе, когда запасной ключ от квартиры искала.

— Где Каретникова живет?

— По-моему, где-то в Железнодорожном районе Новосибирска.

Бирюков взглядом указал на общую тетрадь:

— Там нет ее адреса?

— Нет, Лева сюда только свои стихи записывал.

— Можно посмотреть?

— Пожалуйста, смотрите.

Антон, перелистывая страницы, стал читать рифмованные строчки. Почти все стихотворения Зуева были о любви. В общем-то, как говорят, складные, но откровенно подражательные. Бегло долистав до конца, Бирюков отложил тетрадь и еще раз прочитал отпечатанный на машинке «Ультиматум».

— «Карикатуристка» не Каретникова? — спросил он Любу.

— Не знаю, — тихо ответила Люба. — В общем. расскажу вам всю запутанную историю Левы с Дашкой… Когда учились в ГПТУ, у них любовь была. Брат прямо жить не мог без Дашки, ну и она… глазки ему строила. Когда бабушка наша умерла и Лева квартиру на себя оформил, даже свадьба намечалась. Но тут Леву энцефалитный клещ укусил. С ней же, с Дашкой, ездил в лес — и там… Дашка вроде бы сильно переживала, каждый день в больницу к Леве бегала. А как только его выписали, она вильнула хвостом и за какого-то старика замуж выскочила. Лева чуть с ума не сошел. пытался Дашку образумить. У них какой-то скандал был. Леву в милицию вызывали, даже под суд отдать грозились. Подробностей я не знаю, но когда старик Дашкин умер, все затихло. И преподобная Дашенька опять к Леве зачастила. А у нее бессчетное количество поклонников. Может, они и… убили Леву?..

— Все может быть. Брат ничего на эту тему не рассказывал?

— Лева очень замкнутым был. Я старалась к нему в душу не лезть. Сердцем чувствовала, что Леве и без моих расспросов тошно. А тут еще у самой неприятности начались…

— Какие?

— Парни повадились в общежитие звонить. Почти каждый день приглашают к телефону и загадочными намеками встречу назначают, сальности всякие плетут.

— Не угрожают?

— Нет, просто хамят, подонки, и все.

— С Каретниковой не разговаривали насчет Левы?

— С Дашкой бесполезно говорить. Она из воды сухая выйдет. Как-то встретились, спрашиваю: «Зачем ты над Левой издеваешься? Чего за нос его водишь?» Дашка напрямую, будто в порядке вещей: «Не могу же за инвалида замуж выходить. Так хромает, что стыдно рядом идти». — «А со стариком не стыдилась?» — «Старик коньки отбросил и квартиру в центре города мне оставил. Вот если Левчик поправится, перестанет хроматъ, мы с ним свадебный пир на весь мир устроим». Высказала я от всего сердца, кто она есть на самом деле, на том и расстались. Каждая при своем мнении…

— В какой обуви брат ушел из дома? — внезапно спросил Бирюков.

— В белых кроссовках «Адидас» — Дашка недавно ему подарила на день рождения, — Люба недоуменно глянула на Антона. — А что?..

— Разули его.

— Ой… В морге я даже не заметила этого. Следователь что-то спрашивал насчет обуви, а я, как чумная, только головой крутила…

Бирюков взял со стола фотографию Каретниковой. Рассматривая ее, сказал:

— Придется забрать у вас некоторые письма и портрет этой красавицы. Кстати, она не уроженка Новосибирска?

— Нет, из Ордынского района в ГПТУ приехала.

— А ваши родители где живут?

На глазах Любы в который уже раз навернулись слезы:

— В пригородном совхозе жили. Позапрошлой зимой рано закрыли печную трубу и угорели. Теперь я одна осталась. Не представляю, как Леву похоронить…

— Завтра утром к вам придет участковый инспектор милиции. Поможет организовать похороны.

— Спасибо, — еле слышно проговорила Люба и уткнулась лицом в ладони.

Сбор информации о Зуеве Слава Голубев начал с опроса жильцов соседних квартир, однако ничего от них не узнал. Все удивленно пожимали плечами и отговаривались, что почти не знают недавно подселившегося соседа. От бесплодных разговоров оптимизм Голубева несколько увял. Чтобы собраться с мыслями, Слава вышел во двор и сел на скамейку у песочной площадки.

Во дворе мальчишки гоняли большой полосатый мяч. Под ногами у них путался крепенький розовощекий малыш. Изо всех силенок он пытался завладеть мячом, но опережали более взрослые. Основательно запарившись, мальчик подолом рубахи обтер вспотевшее лицо, устало подошел к Голубеву и отчетливо, чуть не по слогам, проговорил:

— Здравствуйте.

Голубев улыбчиво подмигнул:

— Здравствуй, будущий Пеле.

— Меня Димой зовут.

— Извини, пожалуйста, — Слава, подхватив мальчика под мышки, усадил рядом с собой на скамейку. — Как живешь, Дима?