Иногда полезно иметь плохую память - Анна Малышева

— Почему бы и нет? — философски спросила Юля. — А куда?

— Куда захочешь.

— Пойду изучу в телефонном справочнике, все кафе. Самые дорогие.

— Валяй! — обрадовался он. — Не хватит денег расплатиться — загоню машину.

— Ты действительно герой моей мечты, — кивнула ему Юлька. — А теперь до свидания, мусью!

— А… — Женя все еще не отпускал ее руку.

— Нет, миленький. — Юлька ловко вывернулась. — С поцелуями ты тоже, пожалуйста, потренируйся до завтра. Герои целуются как-то по-другому. Пока! — И она отбежала от машины. «Отсюда, наверное, я выгляжу куда романтичней, чем вблизи, — подумала она. — Эдакая тоненькая фигурка в красном платьице. А помаду в темноте не видно!»

Женя помедлил, махнул ей рукой, захлопнул дверцу машины и уехал. Юлька задумчиво постояла у подъезда. "Домой? — подумала она. — А помада? Мама устроит разгон. Помада-то ее.

Стереть? Так зеркала же нет… Только размажу… Не обманывай себя, — резко обратилась она сама к себе. — Тебе просто до смерти хочется забежать к Максу и рассказать про свои подвиги. Привычка — вторая натура. А маме звякну от него!"

Она круто развернулась и быстро (чтобы мама не заметила ее сверху, из окна) побежала к подъезду, где жил Макс.

На звонок в дверь ей открыла мать Макса — худая, высокая брюнетка, всегда вызывающая у Юльки какие-то восточные ассоциации. Возможно, эффект довершали ее расшитые драконами халаты и золотые кольца в ушах.

— Макс дома? — елейно спросила Юлька, стараясь не попасть в полосу света. «Помада!» — четко помнила она.

— Дома, Юлечка, — удивленно ответила Ольга Петровна (такие простые русские имя и отчество были у этой восточной женщины). — Вы разве не вместе вернулись?

— Да не совсем. Можно мне его увидеть?

— Конечно. Он там. — Ольга Петровна махнула рукой в сторону комнаты Макса. — Мааксим! К тебе пришли!

— Что ты говоришь? — Из комнаты показалась голова Макса. — Юлька? Он тебя избил?

— Что?

— Мам, смотри, он ей нос расквасил. Тащи сюда перекись.

— Не надо, ради бога! Это помада. Помада.

— О?! — Ольга Петровна со значением улыбнулась Юльке и исчезла в кухне. Макс хмуро посмотрел на подругу.

— Проходи, заблудшая. — Он кивнул на свою дверь. — И не рассказывай мне сказок, что просто прижалась мордой к двери. Знаем мы, откуда бывают такие следы.

— А я и не рассказываю. — Юлька с наслаждением скинула туфли и босиком прошлась по ковру.

Макс тем временем занял исходную позицию — улегся на свою любимую тахту, покрытую клетчатым серо-голубым пледом, подпер щеку ладонью и сонно посмотрел на Юльку:

— Слушаю.

— Знаешь, Макс, он сумасшедший.

— А не похож.

— Не похож? При ближайшем знакомстве…

— Это ты называешь ближайшим знакомством? — Макс кивнул на ее губы.

— Ой, забыла.

Она порылась в сумочке и достала носовой платок. Глядя в зеркало, вытерла помаду.

Вздохнула.

— Что-то не похоже, что ты вернулась с романтического свидания, — ехидно заметил Макс. — Скорее, с романтических похорон.

— Слушай… — Юлька решила пропустить мимо ушей его подкопы. — Слушай, он вроде такой милый…

— Да?

— И вежливый.

— Надеюсь, в меру?

— В меру, в меру, — проворчала Юлька. — Не сбивай. Вот только есть что-то… Знаешь, он непредсказуем, вот именно так, он непредсказуем!

— Так это же замечательно. — Макс пришел в дикий восторг. — Будет совершенно непредсказуемая пара.

— Макс, помолчи. — Юлька опустилась рядом с ним на тахту. — Дело не в том, что он может сказать что-то неожиданное или выкинуть какую-нибудь штуку… Это бы я поняла. Таких натур полно. А он… Знаешь, он как будто движется как-то толчками…

— Толчками? — изумился Макс. — Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, все у него как-то сразу. И поэтапно.

— Яснее не стало.

— Ну, смотри! Раз: он мне неожиданно говорит — мечтал, мол, с тобой танцевать. Два: ты мне нравишься больше всех. Три…

— Я тебя люблю! — выпалил Макс.

— Нет, до этого не дошло.

— А может, это я от себя лично сказал? — Макс перевернулся на спину, подложив руки под голову.

— Не болтай! Я валюсь с ног.

— Так приляг рядом! — простодушно сказал Макс.

— Еще чего. Сейчас наверняка заглянет твоя мама и предложит нам…

— Детки, чаю? — сладко пропела в приоткрытую дверь Ольга Петровна.

— Спасибо, мам, лучше водки!

— Фу, Макс! — Ольга Петровна захлопнула дверь.

— «Фу, Макс! Иди сюда, Макс! Посоветуй, Макс!» — Он тяжело вздохнул. — Только и слышу, всем от меня чего-то надо. Только вот мне ничего ни от кого не надо.

— Так уж ничего и ни от кого? — прищурилась Юлька.

— О, женщина… — Макс легонько стукнул ее в спину коленкой. — Давай выкладывай дальше. Что там на счете три?

— На счете три он меня поцеловал. Но знаешь, Макс, как-то странно…

— Извращенно?

— Нет… Если бы извращенно. Меня никогда не целовали извращенцы.

— Попробуй со мной.

— Утихни, извращенец! Он меня поцеловал, как икону, понимаешь? Вроде бы как приложился.

— Может, он тебя сильно уважает? Есть такая патология, — оживился Макс. — Но тогда ты с ним намучаешься.

— Если уважает, зачем полез целоваться?

Это что, в знак уважения? Теперь так модно?

— Дурочка. Может, он вовсе не хотел тебя целовать, а просто побоялся тебя обидеть?

— Ну, знаешь!

— А что! — Макс сел и уставился на нее во все глаза. — Может, у тебя на лице было написано: «Поцелуй меня, милый!» А он, как джентльмен…

— Придурок! Ничего у меня не было написано, — возмутилась Юлька. «А так ли уж не было?» — тут же засомневалась она.

— Ну, тогда.., тогда он мог поцеловать тебя просто из застенчивости. Такое тоже бывает. Я первый раз тоже поцеловался из застенчивости. Понимаешь, мне было двенадцать лет, а ей — пятнадцать. Пропасть! Ну, я с горя и от застенчивости и поцеловал ее…

— Ну и врешь же ты!

— Ладно, пусть я вру. Но я ведь стараюсь тебе помочь, жертва платонической любви.

— Макс, не трави душу. Лучше скажи — все в порядке?