Избранник Небес - Алек Кадеш

Не смея вымолвить ни единого слова, затаив дыхание в метре от затылка Йосефа, Шимон наблюдал за тем, как рисунок, изображающий двенадцать посохов колен израилевых с вырезанными на них именами вождей, начал «оживать» на глазах. В тот момент, когда в книге на посохе колена Леви с именем первосвященника Аарона появились нежно-зеленые листочки, из которого потянулись молодые побеги, то же самое произошло и в молитвенном зале с посохом главного раввина.

Прихожане громко воскликнули. Шимон с трудом оторвал взгляд от рисунка и в недоумении уставился на медленно расцветающий на глазах посох. Разинув рты, люди молча наблюдали за тем, как разбухший посох, превращаясь в ствол миндального дерева, разрывал одну за другой стягивающие его золотые пластины. Падая на мраморный пол синагоги, они каждый раз громко звенели, отвлекая на себя удивленные взгляды прихожан. Но Йосефа, казалось, уже ничто не могло отвлечь. Он продолжал монотонно распевать постоянно обновляющийся на одной и той же странице текст. Не прошло и пяти минут, как на посохе выросли ветви, лопнули почки, и из них показались лепестки необыкновенно нежного розового цвета. Ведро затрещало под мощным натиском разрастающихся корней.

Завороженный явлением Божественного чуда, позабыв обо всем на свете, ювелир выпустил из рук занавес. Словно в состоянии гипноза он вплотную подошел к дереву и глубоко втянул в свой широкий мясистый нос насыщенный аромат, исходящий от розовых цветков. В тот момент, когда Элазар отвернулся, чтобы позвать кого-то из молодых учеников держать занавес вместо ювелира, тот протянул свои грубые, толстые, как сосиски пальцы, украшенные золотыми перстнями, и сорвал один из тысячи распустившихся нежно-розовых цветков. Пощупав его, он расплылся в идиотской улыбке. Все еще не веря собственным глазам, носу и пальцам, он с абсолютно идиотским выражением лица воскликнул:

— Они действительно настоящие и восхитительно пахнут! Это не обман! Он все-таки это сделал! — громко закричал ювелир, показывая цветок ростовщику.

Позабыв о приличиях, зачинщики бунта устремились со всех сторон к посоху, который уже окончательно превратился в миндальное дерево с появившимися на нем первыми зелеными плодами.

— А нас вы не хотите усыновить и назначить нам двойное пожизненное содержание? Мы тоже умеем сажать деревья! — начали они язвить, насмехаясь над ним.

— Да каждому из нас и по одному содержанию вполне хватило бы. Не нужно двойное — мы не жадные!

Обратив внимание на их наглые ухмыляющиеся лица, Элазар первым почувствовал реальную опасность. Но не успел он об этом подумать, как ведомые магической, притягательной силой дерева, они последовали примеру ювелира, потянувшись к нежным миндальным лепесткам.

Смерив их строгим взглядом, раввин прикрикнул на них:

— Немедленно прекратите это надругательство и расступитесь в стороны! Ангелы возмутятся вашим недостойным поведением, и вы на всех нас накличете беду!

— О чем это вы, ребе? Где вы видите ангелов? — усмехаясь, ответили наглецы, запихивая в карманы сорванные с дерева, еще не успевшие созреть, плоды миндаля.

— Доживешь до его возраста, и тебе не только ангелы привидятся, — сострил пекарь, присоединившись к ним.

Они громко рассмеялись, не обращая внимания на возмущенную их дерзостью общину, и принялись обдирать выросшее на три метра дерево с удвоенной скоростью. Его мощные корни разорвали деревянное ведро, согнув металлические обручи и, пробив насквозь мраморный пол, углубились в землю.

— Да что вы творите! Такого хамства никто себе еще не позволял! — воскликнул аптекарь.

Кожевнику из-за низкого роста приходилось подпрыгивать, чтобы дотянуться до орехов, поскольку снизу их уже оборвали. Разозлившись, он обернулся и грубо осадил аптекаря:

— Боишься, что тебе для очередной любовной настойки ничего не останется?

— Ты бы лучше дал взятку городскому алькальду,[27] чтобы он разыскал и отдал под суд тех, кто разгромил твою лавку, чем строить из себя святошу, а не то это отребье завтра напьется за деньги епископа и изнасилует твою жену, — добавил портной.

— А вдруг ей понравится, и она уйдет с ними. Кто же будет тогда готовить для нас вонючие зелья по твоим рецептам из дохлых змей и лягушек, от которых потом три дня с горшка не слазишь? — отпустил пошлую шутку пекарь.

Наглецы, собравшиеся вокруг выросшего миндального дерева, взорвались от смеха.

Ропот возмущения прокатился волной по второму этажу, отведенному для женщин:

— Это же уму непостижимо, неужели их никто не остановит? Есть в этом зале мужчины?

— Я просто уверен, что эти плоды излечат от любой болезни. Теперь уж мы точно задобрим короля, когда избавим его от подагры, — попытался хоть как-то оправдать свое поведение ювелир, виновато пряча глаза.

— После вечерней службы вы все будете взяты под стражу и помещены в городскую тюрьму. На каждого из вас суд наложит штраф в сто реалов, а кто не сможет заплатить, тот получит сорок ударов палкой. Может быть, тогда вы научитесь уважать законы нашего народа, — постановил рехидор Лумброзо, который понял, что дальше нельзя было сидеть и отмалчиваться, иначе его участие в заговоре стало бы для всех очевидным.

Учитывая, что он был другом великого канцлера, городские власти находились у него в прямом подчинении, поэтому объявленное им решение должно было быть неукоснительно выполнено. Его слуги демонстративно взялись за рукояти своих мечей, и подстрекатели тут же ретировались, осознав, что здорово перегнули палку.

Взглянув на брошенный на пол занавес, Шимон хотел заставить ювелира поднять его, но, увидев, что тот после слов рехидора стал мрачнее тучи, нагнулся сам. В тот момент, когда он взял занавес в руки и уже хотел выпрямиться, сильный толчок в грудь свалил его с ног. Ударная волна раскаленного воздуха мгновенно оторвала от пола и откинула в разные стороны всех, кто находился рядом с деревом. Расшитая золотом бархатная одежда ювелира, ростовщика, пекаря и портного сразу же вспыхнула, словно была пропитана маслом. Корчась от боли, они принялись перекатываться по полу, пытаясь сбить с себя ненасытное пламя, которое пожирало их плоть, разгораясь с каждой секундой все сильнее.

Все еще лежа на полу, Шимон открыл глаза и увидел в пяти шагах от себя медленно вращающийся огненный вихрь, в котором полыхало миндальное дерево. Бушующее пламя громко ревело, как разогретая докрасна плавильная печь, заглушая надрывные крики объятых пламенем людей, у которых не было никаких шансов на спасение. Парализованные страхом прихожане, никогда не видевшие до этого, чтобы люди так быстро сгорали, стояли как вкопанные, боясь даже пошевелиться.

— Они горят изнутри! — выкрикнул аптекарь.

— Да помогите же вы им, наконец! — пытаясь слабым старческим голосом перекричать рев огненного столба, обратился к прихожанам Элазар.