Время повзрослеть - Джеми Аттенберг

— Вряд ли я знала ее имя.

— Точно, это была Шарлотта. Мы давно не виделись, — вспомнил он. — Я могу найти ее, только она мне не обрадуется. Одни уходят, другие приходят, понимаешь?

— О да, — ответила я. Прекрасно понимаю. (Но кто я? Шарлотта? Или Алонзо? Наверное, просто Андреа.)

— В любом случае я могу забрать его у тебя, — сказал он. — Скорее всего, я сумею продать его, если оно в хорошем состоянии.

— Оно просто стояло тут все это время. Целое и невредимое.

— Я дам тебе пятьдесят баксов за него, — сказал он.

— Хорошо, только забери.

Он сообщил, что находится в Бронксе и сможет подъехать в Бруклин после восьми. Когда он постучал в мою дверь, я уже выпила все вино.

— А вот и наше кресло, — сказал он, заходя в квартиру. Провел рукой по его спинке. — Отлично, как новое! — заключил он.

— Немного потертое, — признала я.

Он вытащил бумажник из кармана, в нем была приличная пачка наличных.

— Честно говоря, я готова сама заплатить тебе пятьдесят баксов, лишь бы ты забрал его, — произнесла я. — Я больше не хочу его видеть.

Я подумала: «Что происходит? Я что, плачу? Да». Вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Слушай, голубка, а что, если вместо этого мы совершим обмен? — спросил он.

Он попросил меня сесть в кресло, и я, оробев, выполнила его просьбу. Он потер руки и закрыл глаза, потом велел мне закрыть свои, и я снова подчинилась. После этого он положил свои теплые, почти горячие ладони мне на ногу, почти сразу переместил их на мою руку, потом на сердце. Пока он это делал, мы разговаривали: он расспрашивал меня о маме, папе и брате, больше о маме, потому что она была ему симпатична, а дальше мы говорили обо мне: сколько мне лет, чем я зарабатываю на жизнь, что меня печалит, а что делает счастливой. Мне очень трудно дались ответы на последние два вопроса, порой я даже не могла вспомнить правду, но пока мы обсуждали это, я начала ощущать, как в моей груди, под ключицей, образовывается горячий шар, и я услышала, как Алонзо пробормотал:

— А вот и он.

Как только я подумала, что горячее уже быть не может, тепло в моей груди стало медленно угасать; тем не менее я уже испытывала значительное облегчение, и Алонзо убрал свои руки.

— Я устала, — выговорила я.

— Еще бы, — ответил он. — У тебя внутри происходит много всякого. Тебе следует чаще проверяться. Я бы занялся этим, но я недешево беру. И я не могу каждый день приезжать из Бронкса. Найди кого-нибудь местного.

Мы обнялись, он забрал кресло с оттоманкой и ушел.

Я наблюдала за ним из окна. Он без проблем нес обе вещи, как если бы они весили легче перышка. Я осознала, что он никогда не нуждался в помощи Шарлотты.

На следующий день я позвонила психотерапевту. Неделю спустя мы встретились. С того момента я хожу к ней постоянно. Прошло восемь лет, я не могу сказать, излечилась ли я полностью и утихла ли хоть немного та боль, которую почувствовал тогда Алонзо. Мне нравится думать, что отек спал и жар угас. Мне хочется верить, что мне стало лучше. Но большую часть времени я не могу разглядеть правду через боль.

Мы с Бароном встретились на барбекю у общей знакомой Деб, которая заранее предложила мне присмотреться к нему.

«Новоиспеченный одиночка, — написала она мне в сообщении. — Прямо свеженький».

«Только что вышел из утробы», — ответила я.

«Успешный, креативный, умный», — добавила она.

«Находка», — написала я в ответ.

«Через год он будет находкой, — выразила она свое мнение. — А сейчас он просто приятное времяпровождение».

«А я недостаточно хороша для находки?» — поинтересовалась я.

Она не отвечала шесть часов.

«Извини, — написала она. — Работа. — Последовала еще одна пауза. — Я ошибочно полагала, что ты не прочь хорошо провести время?»

Очень хотелось поспорить с этим, но я не могла.

Мы с Бароном невероятно долго обсуждали картофельный салат, поскольку Деб приготовила два вида: сливочный и уксусный. Это был глупый, смешной разговор, на самом деле бесполезный, но он смотрел на меня с неприкрытым интересом и желанием. Мои трусики немного увлажнились. У него была бритая голова. Он часто протирал свои очки, и я сказала ему об этом. Он пожал плечами и произнес:

— Не выношу отпечатки пальцев на стеклах.

Я сняла с него очки, подышала на них и вытерла их подолом своей шелковой юбки.

— Как новенькие, — пролепетала я, отдавая их ему.

— Ты очень любезна, — сказал он.

В какой-то момент нашего разговора мы поняли, что обитаем в десяти кварталах друг от друга.

— Удобно, — усмехнулась я.

Деб жила в квартире с садом, здесь постоянно бегали дети, один из них визжал, и я содрогнулась:

— Фу, дети!

— У меня есть дети, — возмутился Барон.

— То, что я не люблю детей, не значит, что ты не можешь мне понравиться.

Я коснулась его руки, одновременно испытав и ощущение провала, и облегчение, ведь если я уже облажалась, терять мне нечего.

Были бы мы нормальные, разошлись бы уже тогда, но вместо этого он подвез меня до дома, припарковался напротив пожарного гидранта, и мы принялись целоваться на переднем сиденье его машины, и я упрямо игнорировала наличие детского кресла сзади. Он оказался агрессивным: язык во рту, в ухе, в горле, он жестко мял мои груди через блузку. Я одновременно сгорала от стыда и испытывала возбуждение. Когда я положила руку ему на член поверх ширинки, он остановился и сказал:

— Ты у меня первая девушка за двенадцать лет, не считая бывшей жены.

— Вау, это слишком для первого свидания, — ответила я.

— Это и не свидание, — возразил он, и я вдруг почувствовала себя осипшей и надломленной.

— О’кей, — сказала я. — С меня хватит.

Я взялась за ручку дверцы, но дала ему несколько секунд, чтобы он успел извиниться, как он и поступил.

— Прости, я не знаю, что делаю. Не знаю, прихожу я или ухожу. Я одновременно переживаю противоположные эмоции. — Он взял мою руку и поцеловал ее. — Ты красивая, — восхитился он. — Ты красивая и сексуальная. Позволь мне пригласить тебя на свидание, и мы все сделаем правильно.

— Как-то это нездорово, — сказала моя коллега Нина в понедельник утром. — Бросай его немедленно.

В среду он прислал мне сообщение и спросил, не хочу ли я поужинать с ним в пятницу вечером. Я ответила, что занята, пытаясь изображать недотрогу, хотя мне это никогда не удавалось. Он сказал, что не сможет увидеться со мной в субботу, потому что планирует провести этот день с дочерью. Я тут же изменила тактику.