Гелий-3 - Ярослав Гжендович

Он увидел закутанную в черное фигуру, смятую, словно брошенная одежда, но неуклюже ползущую куда-то вперед бессмысленными движениями заводного механизма, промокшую тряпку на лице, на которое уже садились мухи, щель, в которой блестел один вытаращенный глаз, залитый алой, густой, как сироп, кровью, смуглые руки с нарисованными хной полосами на запястьях, искривленные пальцы со сломанными ногтями, оставлявшие ржавого цвета следы на бетоне.

И черный нож с треугольным клинком с дырой, блестевший на тротуаре, словно осколок луны.

Движения ползущего становились все медленнее, но он продолжал упрямо стремиться вперед, словно на остатках энергии почти полностью спущенной пружины. Пахло кровью, розовой водой и дерьмом.

— Вставай! Я помогу! — сдавленно рявкнул над головой Норберта тот, кто его тащил. По-польски.

Он послушно поднялся на онемевшие ноги. Тот забросил его руку на шею, а другой рукой схватил за ремень и потащил быстрее. Вокруг бежали другие, он видел фигуры в развевающихся красных и синих абайях, черные бурки, туристические штаны с набитыми карманами на бедрах, слышал топот тяжелых ботинок.

И еще он видел оружие. Много оружия. Короткие массивные автоматы с обвешанными какими-то электронными штучками стволами, все солидное, испытанное и явно неоднократно использовавшееся. Кровь на песочного цвета рубашках, напряженные сосредоточенные лица, пластиковые наросты коммуникаторов на висках или ушных раковинах. Резкий металлический запах пороха и тяжелая мускусная вонь пота. Одеколон и смазка.

Писк в ушах постепенно проходил, сменяясь синтезированными рыданиями десятков сирен и стуком и визгом турбин квадрокоптеров.

Все вокруг путалось и вращалось, словно картинка в сумасшедшем калейдоскопе. Рваный, почти стробоскопический монтаж — как для видеоклипа. Вспышки и темные пятна, звуки, запахи, коктейль разнообразной вони. Топот сапог, визг водородных турбин.

На площадь въезжали микроавтобусы, лавируя у фонтана, — серые, покрытые матовым слоем ржавой пыли, почти без окон, со странными скошенными кузовами, похожие на гробы на колесах. Загрохотали отодвигающиеся дверцы.

— Давай! Дава-ай! Быстрее!

— Хейт-вагон вперед! Где труподелы?

— Уже кончают!

— В третий! Подгони их! Хостов — во второй!

— А с этим что? — спросил рослый, с лысой башкой и татуировкой на затылке, тот самый, что тащил Норберта.

— Эвакуация! На втором!

— Этого, курва, в планах не было!

— Что?! Я сказал!

— Есть!

Из-за отодвинутой дверцы микроавтобуса появилось несколько рук, которые подхватили Норберта за плечи и рубашку, после чего втащили в нутро машины, отделенное от царившего вокруг хаоса затемненными стеклами, наполненное запахом горячего пластика и лакированной кожи, на фоне которого ощущался металлический запашок кондиционированного воздуха и табачного дыма, смешанный с легким химическим ароматом искусственной сосны.

Канонада стихла — лишь время от времени раздавались одиночные выстрелы.

К ним не спеша приближались одетые в бурки или песочного цвета штаны и рубашки фигуры — без паники, подняв к небу дула автоматов.

Внутренность машины выглядела достаточно просторной — кресла располагались вдоль стен, так что пассажиры сидели лицом друг к другу, а не в направлении движения; посредине было свободное пространство, устланное мягким серым ковровым покрытием, на котором беспомощно корчился Норберт, словно ослепленный чудовищной вспышкой снаружи краб. Он видел в основном зеленые и фиолетовые пятна, натыкаясь на чьи-то колени; кто-то тащил его за плечо в сторону кресла.

В испещренном пятнами полумраке он увидел какие-то силуэты — кто-то то и дело садился в машину через отодвинутую дверцу. Его толкнули на сиденье, взвыл двигатель, и автобус тронулся, развернувшись на месте.

Тот, кто вскочил в машину последним, уселся в открытом дверном проеме с автоматом на коленях и издал дикий вопль, казавшийся более уместным на родео. Сидевший рядом с Норбертом резким движением сорвал с себя абайю, обнажив потную голову с коротко подстриженными волосами и туловище в разгрузочной жилетке с набитыми карманами, после чего наклонился вперед, выставив руку в замшевой перчатке без пальцев. Сидящий напротив перебросил оружие в другую руку и хлопнул ладонью о его ладонь. Норберт, зажатый между своими спасителями, пытался справиться с головокружением.

Оба инженера сидели напротив него, с ошеломленными бледными лицами. Один все еще трясся как в лихорадке, стуча зубами. Другой судорожно вцепился в спинку сиденья, таращась в пространство пустым взглядом впавшего в ступор.

Чья-то широкая спина закрыла вид Норберту. Присев на пол напротив заложников, мужчина с треском рванул клапан на боку жилетки, обнажив всевозможные свертки и замысловатые предметы, подвешенные в эластичных петлях или сетчатых кармашках. На руках у него были хирургические перчатки. Он по очереди дотронулся до лиц обоих ошеломленных инженеров, заглядывая им под веки и отворачивая губы уверенными движениями, свойственными скорее ветеринару.

— Ты ранен? — спросил он по-английски. — Как тебя зовут? Какой сегодня день?.. Ладно, этого ты можешь не знать… Какой сейчас год? Что-нибудь болит?

— Ма-ма-ма… Ма…гнус… О… Оль…сен… — выдавил несчастный.

— Ладно, Магнус. Все хорошо, ты возвращаешься домой. К жене и детям. Все кончилось. Ты в безопасности. Понимаешь, Магнус? В безопасности. Никто тебе уже ничего не сделает.

— Ма-магнус… — повторил Магнус. — Сре… еда.

— Расклеился, — сказал по-польски сидевший в дверях, закуривая сигарету — обычную, из табака в бумаге, из пачки с изображением муфлона. — Дай ему успокаивающего. Что со вторым?

— Тоже психическая травма, а чего ты хотел? Десять минут назад его собирались зарубить.

Где-то на фоне слышались возбужденные, оживленные голоса остальных, которые хлопали друг друга по ладоням, напоминая скорее банду подростков, выкинувших некий подленький, рискованный номер и только что сбежавших от полиции. Между сиденьями из рук в руки переходила старомодная алюминиевая фляжка с болтающейся на цепочке пробкой.

Фельдшер придерживал веки второму заложнику, светя ему в глаза маленьким, словно карандаш, фонариком, и что-то монотонно ему говорил, будто напуганному коню. Из кармана жилетки он достал ультразвуковой инъектор, напоминавший обойный степлер.

Норберт остолбенело наблюдал за происходящим, со странным ощущением, будто зашел куда-то без билета, влез на чужую свадьбу или нечто в этом роде.

— Тайгер, а с этим что? — спросил кто-то. — Зачем мы его забираем?

— Ну так это же гребаный земляк, мать его растак, — с некоторым замешательством ответил сидевший в дверях Тайгер. — Ты бы бросил придурка им на поживу?

— Так какого хрена он там болтался? В контракте он не предусмотрен. В документах я его тоже не заметил.