Шаляпин - Виталий Дмитриевский

В Казанском театре многие годы держал антрепризу Петр Михайлович Медведев (1837–1906) — потомственный актер, двоюродный брат известной актрисы Малого театра Надежды Михайловны Медведевой, человек высокой культуры, отличавшийся от большинства провинциальных антрепренеров художественным вкусом, серьезным отношением к сценическому искусству. Известный столичный критик А. Р. Кугель назвал П. М. Медведева «собирателем русского актера»: в его провинциальных антрепризах начинали впоследствии прославленные мастера столичной сцены — В. Н. Давыдов, М. Г. Савина, П. А. Стрепетова…

Как-то один из приятелей Федора предложил ему пойти в театр на дневной спектакль. Изумленно разглядывал подросток огромный зал, стоя в последнем ряду галерки. Как рассказывает С. В. Гольцман, внешне театр не представлял интереса, но внутренняя отделка позволяла ему свободно конкурировать с лучшими российскими провинциальными театрами той поры — варшавским и одесским. Пятиярусный зал с прекрасной акустикой вмещал более тысячи зрителей. Поражала красота главного театрального занавеса художника М. И. Бочарова. В спокойных, мягких тонах изображался пролог поэмы А. С. Пушкина «Руслан и Людмила» — «У лукоморья дуб зеленый…». Русалка, Баба-яга со ступой, Кощей над златом и великий русский поэт под сенью раскидистого дуба рядом с рассказчиком-котом, а слева, на втором плане, — «тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных и с ними дядька их морской».

…Шумела публика, пахло газом: театр освещался газовыми светильниками. Но вот вышел к пульту дирижер, грянул оркестр и началась «Русская свадьба в исходе XVI века» П. П. Сухонина, зрелище, насыщенное музыкой, танцами, пением и обрядовыми сценами. Спектакль закончился, публика долго вызывала артистов. Наконец опустили занавес, а Федор, зачарованный увиденным, не мог найти в себе силы покинуть зал. Театр открыл Федору удивительную возможность преображения, приобщения к жизни других людей. Домой идти не хотелось. Побродив по городу, Федор вернулся и купил билет на вечерний спектакль. Чудесный и необычный мир открылся перед подростком!

«Русская свадьба» ставилась в Казани в 1883 году силами Первого Товарищества русских актеров во главе с артистами М. И. Писаревым (1844–1905) и В. Н. Андреевым-Бурлаком (1843–1888). В труппе служил и будущий писатель В. А. Гиляровский (1853–1935), выступавший под псевдонимом В. Сологуб. Вечером того же памятного Федору дня на сцене состоялся бенефис М. И. Писарева в роли Русакова в пьесе А. Н. Островского «Не в свои сани не садись», а после его окончания «любимец публики» В. Н. Андреев-Бурлак читал отрывки из гоголевских «Записок сумасшедшего» и рассказы собственного сочинения.

Теперь Шаляпин не пропускал выступлений Андреева-Бурлака, он запомнил с голоса некоторые его устные рассказы и впоследствии даже читал их с эстрады. Жизнь актера скоропостижно оборвалась в Казани, куда он приехал на свои традиционные гастроли в 1888 году. Весь город вышел проводить любимого артиста. Шаляпин участвовал в отпевании Владимира Николаевича в Воскресенской церкви, оттуда траурная процессия двинулась к университету, к городскому театру и Панаевскому саду (здесь часто выступал артист), а затем на Арское кладбище.

Вспоминая о театре в Казани, Шаляпин называет «Медею» — драму А. С. Суворина и Н. Е. Буренина, популярную в те годы переделку трагедии Еврипида, восторженно говорит об исполнителях главных ролей Н. В. Пальчиковой и М. К. Стрельском. Правда, исследователи уточняют: первоначально Федор видел в роли Медеи другую актрису, А. Я. Романовскую, любимицу поволжской студенческой молодежи, прозванную почитателями ее таланта «саратовской богородицей». «Я смотрел на сцену, где светила взятая с неба луна, страдала Медея, убегая с детьми, метался красавец Язон… Театр свел меня с ума, сделал почти невменяемым. Возвращаясь домой по пустынным улицам, видя, точно сквозь сон, как редкие фонари подмигивают друг другу, я останавливался на тротуарах, вспоминал великолепные речи авторов и декламировал, подражая мимике и жестам каждого».

Мастером сцены, в совершенстве владевшим пластикой, жестом, движением, интонацией считал Шаляпин Ивана Платоновича Киселевского (1839–1898). «Этот знаменитый актер гремел в конце прошлого века в ролях „благородных отцов“ — вообще джентльменов. Я видел его на сцене в Казани, когда был еще мальчиком». Киселевский славился элегантностью, аристократическими манерами, с успехом играл Скалозуба, Кречинского, великолепно исполнял характерные роли. Режиссер П. И. Мельников считал, что от Киселевского Шаляпин «схватил благородную читку». Незадолго до смерти актера в 1897 году Шаляпин встретился с ним в Нижнем Новгороде — случайно оказались в одной гостинице — и с благодарностью рассказал ему о своих отроческих впечатлениях.

…Театр поразил Федора в самую душу! «Занавес опускался, а я все стоял, очарованный сном наяву, сном, которого никогда не видел, но всегда ждал его, жду и по сей день. Люди кричали, толкали меня, уходили и снова возвращались, а я стоял. И когда спектакль кончился, стали гасить огонь, мне стало грустно. Не верилось, что жизнь прекратилась».

Новым удивительным откровением стали для Федора оперные спектакли. Артисты не только красочно воссоздавали богатую невероятными приключениями жизнь своих героев: объяснялись в любви, страдали, жаждали отмщения, торжествовали победу, трагически погибали, но еще и пели под музыку большого оркестра! Федору стало «тесно» на галерке, его душа рвалась из зала на сцену, он хотел сам стать участником захватывающего волшебного действа. И это, казалось бы, невыполнимое желание вдруг стало возможным: для массовых сцен театру срочно понадобились статисты. Высокого нескладного парня с горящими глазами обрядили в темный костюм, вымазали лицо жженой пробкой и даже обещали за работу пятак. По команде ведущего спектакль актера массовка выбегала на сцену, кричала «ура!» в честь Васко да Гамы, и едва ли не искреннее и восторженнее других радовался прибытию португальского мореплавателя Федор Шаляпин. Это была опера Дж. Мейербера «Африканка».

Тогда же Федор впервые услышал «Фауста» Ш. Гуно. Звезды оперной труппы — бас С. К. Ильяшевич (1854–1899) — Мефистофель и тенор Ю. Ф. Закржевский (1852–1915) — Фауст поражали публику артистизмом, одухотворенностью, «горячностью и нервностью в пении, уменьем быть разнообразным в каждой роли, мастерством в создании типов». Закржевский — превосходный Элеазар в опере Ф. Галеви «Жидовка», Рауль в «Гугенотах» Дж. Мейербера. Федор совершенно пленен певцом, стоя за кулисами в ожидании массовых сцен, он, не отрываясь, следил за каждым движением артиста.

Когда в 1912 году Шаляпин приедет в Казань собирать материалы для автобиографии, он увидится с Закржевским, к тому времени сильно постаревшим и почти забытым. На нищенскую жизнь свою он зарабатывал случайными уроками. «Я имел грустную честь помочь ему немножко и видел на его глазах слезы обиды и благодарности, слезы гнева и бессилия. Это была тяжелая встреча. Пропал голос, и нет человека, он всеми забыт, заброшен…» Встреча потрясла Шаляпина. С той поры риск потерять голос преследовал и пугал его. В памяти возникал забытый публикой кумир — Закржевский.

Несмотря на свои театральные увлечения, Федор в 1885 году с похвальным листом окончил училище, и отец определил его писцом в ссудную кассу. Видимо, это было непросто и предполагался серьезный срок, в течение которого работа не оплачивалась. С. В. Гольцман обнаружил в архиве Казанской управы следующий документ, написанный аккуратным детским почерком: