Роковой оберег Марины Цветаевой - Мария Спасская

— Мы нянечку уволили, — сообщила мать, делая вид, что не услышала моих пояснений про бассейн. — Ксюша оказалась ужасно невежественной, упрямо говорила «ложить». Я сто раз поправляла, но все без толку. Юрик со дня на день заговорит, ему нужна няня с хорошим русским языком.

— Нестрашно, найдешь, какую захочешь, — отозвалась я, направляясь в свою комнату, чтобы собрать плавательные принадлежности.

— Некогда мне нянь искать, мы с Вероникой прямо сейчас едем на открытие выставки в галерею Высокого Искусства, — отрезала мать.

Это было сказано таким тоном, что я поняла: лучше распрощаться с мечтой о бассейне и предложить свои услуги самой, чем выслушать град упреков, вот вот готовых обрушиться на мою бедную голову.

— Хочешь, я с Юриком посижу? — покорно выдохнула я, добровольно поддаваясь на провокацию.

— Само собой посидишь, не Ольгу же Владимировну просить, — безапелляционно отрезала мама. И назидательно добавила: — Каждый должен заниматься своим делом. У Ольги Владимировны другие обязанности. Я пишу стихи. А ты, Евгения, сестра Юрика и должна уделять внимание младшему брату.

Мать вскинула тонкую руку в серебряных перстнях, поддернула рукав шелковой блузы, обнажая запястье, и взглянула на часы.

— Все, время поджимает, — забеспокоилась она. — Мы опаздываем в салон, нужно еще сделать укладку, привести в порядок ногти. Сама разберешься с памперсами и едой? Юрик спит, а когда проснется, ему нужно будет сменить штанишки и накормить полдником.

— Разберусь, — согласилась я. — Дело нехитрое.

— Мариш, ну что ты давишь на девочку? — встала на мою защиту Вероника. — Пусть Женька идет в бассейн, выставка продлится два месяца, спокойно подберем Юрику няню и съездим в галерею в любой другой день.

— Из за каприза взбалмошной девчонки я должна пропустить открытие выставки? — взорвалась мать, сверкнув глазами и покрываясь красными пятнами. — Ника, ты меня удивляешь. Жене ничего не стоит остаться дома, а для меня присутствовать сегодня в галерее принципиально важно. Все, хватит разговаривать, поехали в салон.

Вероника покорно поднялась с кресла, и я в который раз залюбовалась ее точеной фигурой, золотистыми волосами и породистым лицом, которое совсем не портили слегка длинноватый нос и узкие губы. Сладко потянувшись и подмигнув мне искусно накрашенным глазом, она проговорила вполголоса, так, чтобы мама не могла услышать:

— Женька, не паникуй. Мы постараемся вернуться как можно скорее, чтобы ты успела на последний сеанс.

— Уж постарайтесь, — пробормотала я, направляясь к лестнице на второй этаж, где располагались спальня мамы и отчима, комната Василия, моя комната и детская Юрика.

Когда я поднялась на последнюю ступеньку лестницы, на меня налетел полковничий сын, чуть было не сбив с ног. Шел он быстро, но при этом лицо его оставалось бесстрастным, как у манекена. Василий всегда отличался сдержанностью и внутренней силой, позволявшей ему помыкать людьми. Отодвинув меня в сторону как мешающийся на пути предмет, сводный братец перегнулся через перила и деловито спросил, как будто уточнял время обеда:

— Марьяна Федоровна! Какого черта вы роетесь в моих вещах? Что вы там ищете? Клад?

Мама, уже надевшая сапоги и застегивавшая перед зеркалом шубу, с легкими нотками истерики в голосе откликнулась:

— Василий, не надо кричать!

Из них двоих кричала как раз Марьяна, но для матери это состояние было привычным.

— Давай общаться цивилизованно, — продолжала она на повышенных тонах. — Ты, Василий, не хуже меня осведомлен, что твой бизнес, мягко говоря, не совсем легальный. Откуда я знаю, как долго ты еще будешь разбирать на запчасти угнанные машины? Отец же сказал, что прикроет твой сервис, если не перестанешь общаться с криминалом. Раз он сказал — то сделает, я Андрея знаю. И ты знаешь своего отца. Если он еще не лишил тебя куска хлеба, то не сегодня завтра обязательно лишит. По идее, ты уже сейчас должен искать другие источники заработка. Вот я и подумала, может, ты вовсю торгуешь наркотиками, а я ни сном ни духом? Поэтому я проверяю твои вещи. Я не могу допустить, чтобы Юрик рос в доме, набитом всякой дрянью. Он уже ходит, няня за ним может не доглядеть, и мальчик наестся твоей дури.

Василий даже оторопел от подобной откровенности. Похоже, он не рассматривал ситуацию в таком разрезе. Крах любовно пестуемого авторемонтного бизнеса, на который походя указала мачеха, больно задел его самолюбие. Медленно двинувшись вниз по лестнице, Шах с плохо сдерживаемой в голосе обидой проговорил:

— Марьяна Федоровна, вы себя слышите? Какие наркотики? Какая дурь?

— Откуда мне знать какая? — беспечно откликнулась мать, пожимая плечами. — Дурь бывает разная.

Стоящая за ней Вероника нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, поигрывая ключами от машины, и мама торопливо закончила:

— Все, Василий, не начинай! Пока я живу в этом доме, я буду делать то, что сочту нужным! Если решила осматривать твои вещи — значит, буду осматривать, и ты мне не указ!

— Да кто вам это сказал? — с угрозой в голосе сквозь зубы процедил мамин пасынок, сжимая кулаки, но дверь за разряженными дамами уже захлопнулась, и выплеск адреналина Василия пропал втуне.

* * *

Однако Шах не привык уходить побежденным с поля боя. Он озабоченно глянул по сторонам, ища, на ком бы отыграться, поблизости оказались я да притихшая домработница, замершая внизу с тряпкой в руках, а также йоркширская терьерша Бося, обычно пребывающая в двух состояниях — либо неудержимой радости, либо панического ужаса. Сейчас Бося являла собой иллюстрацию к своему второму состоянию. Она сидела, забившись в угол коридора, и взбешенный парень кинулся на самую беззащитную из трех возможных жертв. Василий в два скачка поравнялся с собакой и пнул ее в мягкий зад так, что она покатилась по коридору, скуля и жалобно повизгивая.

— Какого черта вы свалились на мою голову? — сквозь зубы процедил парень, угрожающе надвигаясь на меня. Грубые выходки сводного брата я давно уже не принимаю на свой счет, понимая, что это всего лишь компенсация обиды, полученной им от Марьяны.

— Видеть вас не могу! Забирай свою мать и вали, чтоб духу вашего не было! — приказал Шах.

Пару лет назад молодой и дерзкий Василий, привыкший к всеобщему преклонению, пытался подобным образом разговаривать с Марьяной. На претензии пасынка моя мать невозмутимо отвечала, что готова уйти хоть сейчас, но отец Василия потратил немало времени и сил, уговаривая ее переехать в этот дом. И Марьяна делает большое одолжение своему мужу, проживая под одной крышей с его хамоватым сыночком. Мамин муж, прознав про их приватные беседы, надрал Василию зад, и я уже думала, что гордец после армии уж точно захочет жить один, но тот из принципа вернулся в отчий дом, чтобы продолжать холодную войну с ненавистной мачехой. Теперь, когда замечания Марьяне следовало тщательно взвешивать, он отыгрывался на мне, выговаривая то, что не смог донести до моей матери.