Сетерра. Книга 1. Шепот пепла - Диана Ибрагимова

– Ты подписал себе смертный приговор одним приходом сюда! – выпалил Нико, краснея от стыда и ярости. – Унизил моего учителя, а теперь и меня! Так хочешь выслужиться перед Таваром? Ты хоть знаешь, как я могу тебя наказать?!

Чинуш выдержал тяжелый взгляд Нико с дерзкой улыбкой и снова цокнул языком.

– Не грозите словами! Они и царапины на мне не оставят. Идемте.

Он развернулся и скрылся в темноте коридора.

Нико сделал несколько глубоких вдохов. Поддаваться глупо. Чинуш просто наглая шавка Тавара, он не стоит и капли пролитого пота.

– Проклятье!

Юноша пнул вазу и взъерошил кудри, задев серьгу – изумруд в форме виноградного листа, раскачивавшийся на тонком золотом плетении.

Злость не утихала. Как они смеют так радоваться смерти Такалама? Стариковский прах еще улечься не успел, а Тавар и Чинуш уже готовы втоптать его имя в грязь. Нико ударил кулаком по столу с такой силой, что взволновалась фруктовая вода в графине. Часть ее выплеснулась на мозаичную столешницу. Запахло мускатом и медом. Розовая лужица медленно вытянулась и поползла к краю.

– Лучший ученик! Я покажу тебе, кто тут лучший ученик!

Он торопливо переоделся, натянув белую тунику с золотым шитьем и короткие коричневые шаровары, защелкнул оружейный пояс, подхватил кинжалы в резных ножнах и выскочил из комнаты. В коридоре мирно сопел десяток стражников. Пахло чем-то сладким. Юноша затаил дыхание и побежал. Чинуш наверняка использовал ядовитое благовоние, чтобы пробраться к нему.

Снаружи было пустынно и тихо. В завесе духоты нет-нет и появлялись нотки утренней прохлады. Террасу увивали лозы камписа и винограда. Мозаика листьев рябила под влажным дыханием бриза. Вдалеке журчали фонтаны.

Чинуш был здесь не один. Грудь сдавило от плохого предчувствия. На скулах заиграли желваки. Ладони вспотели.

– Мышонок наконец соизволил выглянуть из норки! Это повод для большой тренировки.

– Обратись пеплом, Тавар! Я не в настроении!

– Убийцам плевать на ваше настроение, мой господин, – ответил учитель, прищурив карие глаза, в полумраке казавшиеся смоляными.

Как и всегда, его темные одежды навевали мысли о чем-то неприятном и мрачном вроде затмения. Каждая деталь мастера ножей – идеально подогнанный наряд без единой складки и пятнышка, ровно обрезанные усы и борода, гладкие волосы, собранные на затылке в черный, лоснящийся хвост, вычищенные ногти и глянец сапог – говорила о нем, как о человеке в высшей степени педантичном и привыкшем просчитывать все на сто шагов вперед. Тавар был настолько аккуратен в работе, что ни разу еще его жертва не успела закричать перед смертью. Внутри Нико при виде мастера ножей поднималась волна страха, и мигом обострялись нервы. Тавар, словно тарантул, подбирался неслышно и нападал неожиданно, в самый неподходящий момент, следуя приказу Седьмого. Даже во дворце Нико не чувствовал себя в безопасности и старался всегда оставаться начеку. Это было частью его обучения.

– И это все, что вы подготовили для поединка? Самоуверенность убивает, мой господин. – Глаза Тавара сузились до щелок. – Вы позволяете себе подобную беспечность из-за смерти какого-то порченого старика?

Нико промолчал. Ярость лучше использовать по-другому.

Тавар ненавидел ошибки ученика. Он замечал их сразу. По выражению лица, дерганым движениям, сбитому дыханию. И тогда мастер ножей становился беспощаден. Нико вспомнил, как однажды забыл проверить сигнальные колокольчики на окнах. Тавар, пробравшись в комнату ночью, чуть не задушил его за эту оплошность. След на шее потом держался два-три дня, а глаза так налились краснотой, что даже в зеркало смотреться было страшно. Урок мастера ножей подарил Нико триды кошмаров и волны мурашек по телу от одного вида учителя.

Публика собралась тихая. Робко перешептывались за балюстрадой смоковницы, с укором кивали георгины. На арке позади Чинуша гудели осы. Они облепили спелые гроздья и жадно пили ягодную кровь.

– Мастер пообещал мне хорошее наказание, если я не уложу вас сегодня! – весело заявил молодой наемник. – А если одержу победу, Седьмой получит подробный доклад о вашем позоре.

– Это Тавар задумал? Я знал, что у тебя кишка тонка вытворять такое без его приказа.

Чинуш уже не слушал. В бою он становился холодным и расчетливым на манер учителя. Ни лишнего слова, ни посторонней мысли. Медленно, плавно, словно тень от тучи, скользящая по мраморному полу, он надвигался на Нико.

Юноша встал в стойку. Он старался исподволь следить за ногами противника. Шаг ускорялся. Чинуш ринулся на Нико черным вороном. Полы плаща разлетелись, точно крылья. Метательный нож незаметно лег в ладонь. Нико уличил заминку в ногах перед броском. Откатился в сторону. Стальная кобра канула в сеть плюща и застряла в листве. Второе лезвие дзинькнуло о камень колонны.

Чинуш сократил расстояние. Кинжалы встретились. Лязгнула сталь. Напряглись мускулы.

Тело непослушное, тяжелое. Даже распаленное гневом и азартом, оно двигалось медленней обычного. Тавар стоял в стороне и наблюдал с видом триумфатора. Для двух учителей, контрастных, как ночь и день, сын властия давно стал полем боя. Мягкость или жестокость. Самопожертвование или предательство. Любовь к ближним или себялюбие. Нико часто терялся, не зная, что правильней. В его сознании боролись убеждения Тавара и Такалама. Мастер ножей учил выживать любой ценой, убивать, лгать, жертвовать другими. Прималь наставлял отдавать последнее ближнему, защищать слабых, говорить правду. Сейчас Нико сражался не против Чинуша. Он бился за идеи Такалама. Отвоевывал им право на существование внутри себя. Обида на прималя забылась. Вместо нее вспыхнул гнев, обращенный к мастеру ножей и Чинушу. Все, кроме победы, стало незначительным, эфемерным. Нико больше не сомневался, на чьей он стороне.

Они двигались по кругу. У наемника длинный кард и жесткая ладонь наизготове. У Нико два парных, коротких кинжала с узкими лезвиями. В глазах – огонь. В жилах – бурлящая лава.

Первый удар. Кинжал схлестнулся с кардом. Мышцы свело от напряжения. Рука Чинуша остановила второй клинок. Нико вывернулся и сделал укол. Наемник отпрыгнул, как стервятник, чья добыча внезапно ожила. Краем глаза Нико улавливал танец теней на мерцающем мраморе. Они то сливались в единое пятно, то разрывались на два силуэта. Нико ринулся на Чинуша, целясь в горло. Тот увернулся. Кард прорезал воздух по диагонали. Нико пропустил лезвие над грудью. Сделал кувырок назад. Чинуш уловил мгновение и метнул нож. Лезвие задело край штанины. Нико едва успел откатиться. Он вскочил, отводя рубящий удар сверху. Противники снова сцепились в каскаде коротких выпадов. Сверкали объятые лязгом и звоном металлические молнии. Чинуш попытался сделать подсечку. Нико пнул его по колену и на долю секунды ослабил внимание. Кард скользнул по бедру. Боли не было. Пока не было.

Нико ушел влево и ударил в открытую зону Чинуша. Тот успел поставить блок. Вид первой крови сводил его с ума. Молодой наемник пылал от восторга. Нико снова принял боевую стойку. Ему нужно было немного подумать. Сосредоточиться. Собраться. Но Чинуш не давал передышки. Разгоряченный, он наступал снова и снова. Бесполезно рассекал воздух, будто стараясь напугать. В какой-то миг его движения сделались беспорядочными. Нико поднырнул под лезвие. Чинуш перехватил его руку с кинжалом, но было уже поздно. Резко распрямившись, Нико ударил Чинуша в подбородок рукоятью. Тот пошатнулся и упал, выронив кард.