Я, Лучано Паваротти, или Восхождение к славе - Лучано Паваротти

Джильи исполнилось тогда почти шестьдесят лет, но пел он бесподобно. Я слушал целый час его вокализы, а потом, когда он закончил, переполненный восхищением, бросился к нему и сообщил великую новость — я тоже хочу стать тенором!

Город Модена на севере Италии — родина великого тенора.

…если вы настоящей моденец, как и я, то любите этот город, как любят дорогого человека, ~ безоглядно, без осу ведений, без сравнений.

Джильи отнесся ко мне очень приветливо, ласково потрепал по голове и сказал:

— Молодец, молодец, мальчик. Похвальное желание. Только придется много работать.

— А вы долго учились? — спросил я, стараясь продлить беседу.

— Ты слышал, я упражнялся и сейчас. Только что закончил… на сегодня. Так что учусь до сих пор, понимаешь?

Не могу передать впечатление, какое произвели на меня его слова. Это же был тенор с мировой славой, и, тем не менее, он продолжал совершенствовать свое искусство. Я думаю об этом и сегодня и надеюсь, что тоже, как и он, никогда не утрачу желания стремиться к лучшему.

Действительно ли я хотел стать тенором тогда, в двенадцать лет? Нет, должен признаться, я не думал об этом серьезно. Просто увлекся, восхитился столь сказочным голосом, восторгался оттого, что видел так близко соотечественника, прославившегося на весь мир.

Но если говорить о пылком желании посвятить себя его искусству, то должен признаться, что будь Джильи футболистом и мне представился бы случай поговорить с ним, я с таким же порывом заявил бы ему о своем самом большом желании — стать профессиональным игроком в футбол. И точно так же глубоко верил бы в свои слова.

Конечно, дома я без конца слушал пластинки с записями великих теноров, но в таком юном возрасте как мог я всерьез думать о соперничестве с ними? Помимо того, Господь Бог мог ведь сделать меня и басом?

А несколько месяцев спустя случилось ужасное. Я сидел за ужином вместе со всей семьей, как вдруг почувствовал, что у меня отнялись ноги. Меня уложили в постель — поднялась очень высокая температура, а через некоторое время я впал в кому.

Никто так никогда и не смог понять, что же произошло. Говорили, будто меня сразила какая-то инфекция, попавшая в кровь. Это случилось в 1947 году, и мне раздобыли только что открытый пенициллин, но и это чудо науки не помогло. Все сильно сомневались, что я выживу. Кто-то стоявший у изголовья спросил у моей матери, как дела.

— Ничего больше сделать не возможно, — услышал я ее ответ.

Позвали священника, и тот причастил меня. Я лежал недвижно, почти без сознания, но понимая, что происходит.

— Маленький мой, — сказал священник, — настал момент, когда тебе следует приготовиться к дороге в рай.

Кто-то проговорил:

— Ему осталось жить не больше недели.

Не хочу слишком драматизировать, а то люди решат, будто после стольких лет исполнения великих оперных партий я несколько заразился трагедийностью собственных героев. Но факт есть факт: в свои двенадцать лет я оказался лицом к лицу со смертью. Я знал, что умираю, и все остальные не сомневались в этом. Но каким-то образом я все-таки выкарабкался. Болезнь ушла точно так же загадочно, как и возникла. Я считал свое выздоровление чудом.

Важно, что встреча со своей смертью заставила меня невероятно высоко ценить жизнь. Раз мне суждено жить, я хочу быть живым, хочу прожить свою жизнь как можно полнее.

Изведав на собственном опыте, что такое смерть, я знаю, что жизнь — это драгоценный дар… даже когда у тебя тьма забот, когда не все складывается как хотелось бы. Вот почему я оптимист, жизнелюб, вот почему вкладываю всего себя в любое дело. Именно такое отношение к жизни пытаюсь передать и своим пением.

Сейчас, когда мы с Лучано такие добрые друзья, кажется смешным, что мы совсем не знали друг друга, когда оба жили в Модене. Теперь я — врач, практикую в Нью-Йорке, и мы видимся с ним довольно часто — каждый раз, когда он гастролирует здесь.

Но четверть века назад, когда я учился в Моденском университете, мы не были знакомы. Во-первых, Лучано моложе меня. Кроме того, в те времена существовал некий снобистский антагонизм между студентами и остальной молодежью города. Приезжая в Модену из разных краев Италии учиться в университете, мы считали себя выше местных ребят и не хотели иметь с ними ничего общего.

Странно другое — при всем этом я все же приметил его, потому что нередко встречал под портиками во время вечерних прогулок. Как в любом небольшом итальянском городе, когда магазины закрывались, а служащие покидали свои конторы, почти все жители Модены высыпали на две-три центральные улицы и прогуливались по ним, делая круг на Большой площади.

Ритуал вечерней прогулки особенно аккуратно соблюдали юноши и девушки, потому что он давал им возможность встречаться. Так или иначе, и молодые люди, и пожилые хотели одного — себя показать и людей посмотреть. А в Модене с ее километрами портиков прогуливаться можно было в любую погоду.

Местом встречи молодых людей служил последний портик у колледжа, напротив кафе «Молинари». Там они собирались, чтобы поглазеть на проходивших мимо девушек, обменяться впечатлениями о них, так же как и о любом другом человеке, привлекшем внимание.

Лучано всегда находился среди местной молодежи и, конечно, не оставался незамеченным. Высокий, как и сейчас, но стройный, необыкновенно привлекательный. Думаю, учился он тогда в последнем классе.

Не только внешностью выделялся Лучано среди ребят и, конечно, запоминался. Он явно был лидером, парнем, на которого смотрели остальные, чье имя произносилось особенно часто. Почти все моденские юноши отличались жизнелюбием и весельем, но Лучано и тут выделялся больше всех.

В те дни я подружился с Миреллой Френи. Много лет спустя в Нью-Йорке, когда Мирелла пела в Метрополитен, она и познакомила меня с Лучано Паваротти. Мы стали с ним друзьями задолго до того момента, как я связал в своей памяти знаменитого тенора и подростка, которого приметил тогда в Модене. А связь эту я установил для себя, когда увидел однажды его старую фотографию.

У меня сохранилось еще одно примечательное воспоминание о юном Лучано в Модене. Нередко группы любителей оперы нанимали открытый автобус и отправлялись куда-нибудь в другой город посетить какой-либо особенно интересный спектакль. Однажды летом мы поехали в Верону, где давали «Джоконду» с Джузеппе Ди Стефано.

Спектакль оказался восхитительным, и на обратном пути в Модену нас не покидало особенно прекрасное настроение. Естественно, все без конца пели не только хоры, но и некоторые сольные партии. Откровенно говоря, но Лучано оказался в нашем автобусе далеко не единственным юношей с хорошим голосом. И все же его верхнее «си» поражало совершенно необыкновенной силой, и меня немало удивило, что этот прекрасный юноша так чудесно поет.