Элнет - Сергей Григорьевич Чавайн

присудит, — ответил приказчик. — Может, и в тюрьму запрячет.

— Эй, Степан, гляди, куда едешь! — закричали с задних саней.

Степан чуть было не проехал поворот на делянку. Он резко потянул за левую вожжу и свернул в лес на узкую, еле заметную дорогу. Спиридон и его товарищи повернули за ним.

5

А Чачи все думала о Сакаре.

Говорит ли с отцом, выгребает ли уголь, сливает ли скипидар, собирает ли смолу — никак не идет с ума тот парень, что помог ей на лесной дороге.

«Эх, глупая, — корит себя девушка, — и чего не спросила, откуда он, как зовут…»

Сакар представляется Чачи богатырем Нончыком.

Сказку о Нончыке рассказывал осенью один мужик, нанимавшийся на смолокурню рубить дрова. Очень интересная сказка!

«Давным-давно, в прежние времена жили старик со старухой. Детей у них не было.

Один раз месила старуха тесто на лапшу. Старик ей и говорит: «Нету у нас с тобой, старуха, детей, слепи ребеночка хоть из теста». Послушалась старуха и слепила из теста куклу. Положила она эту куклу на печку, и вдруг кукла ожила. Обрадовались старик и старуха, нянчат куклу, как самого настоящего ребеночка.

Назвали ребеночка Нончык[6].

Стал Нончык расти, как на дрожжах, не по дням, а по чдсам. Прошло всего три дня, а он так вырос, что по виду дашь ему три года. Прошло шесть дней, а он уже вроде бы шестилетний мальчишка. А через девять дней таким стал, что все только удивляются. Выйдет Нончык на улицу поиграть, возьмет кого-нибудь за руку — руку оторвет, схватит за ногу — ногу сломает. Рассердились соседи на старика и старуху, стали их бранить.

Тогда старик и старуха говорят Нончыку:

— Сынок, ты поди сходи в лес, там живут Дуб-богатырь и Сосна-богатырь. Вот с ними и поиграй.

— Ладно, — отвечает Нончык, — только дайте мне железный кистень.

Пошел старик в кузницу. Там ему выковал кузнец трехпудовый железный кистень.

Взглянул Нончык на трехпудовый кистень и говорит:

— Нет, не годится, мал очень.

Выковал кузнец шестипудовый. Взял Нончык шестипудовый кистень одной рукой, подбросил и говорит:

— И этот не годится, легкий очень.

Тогда выковал кузнец девятипудовый кистень. Взял Нончык его и говорит:

— Вот этот мне по руке.

Попрощался Нончык с отцом-матерью и пошел в лес.

Идет Нончык по дороге, догоняет богатыря.

— Кто ты такой, куда идешь? — спрашивает Нончык.

— Я — Дуб-богатырь, — отвечает путник. — А иду я в город, что стоит за темным лесом. Повадился туда летать и пожирать людей страшный опкын[7]. Хочу я его поймать и убить.

— Возьми меня с собой, — говорит Нончык.

— Пойдем, — ответил Дуб-богатырь.

Идут они дальше, идут, догоняют еще одного богатыря.

— Кто ты такой? Куда идешь? — спрашивают они его.

— Я — Сосна-богатырь. А иду в город, что стоит за темным лесом. Повадился туда летать и пожирать людей страшный опкын. Хочу я его поймать и убить.

— И мы туда же идем, — говорят Нончык и Дуб-богатырь.

— Ну что ж, ладно, — отвечает Сосна-богатырь, — пойдем вместе.

Шли они, шли, прошли темный лес. А за лесом, невдалеке, виднеется красивый город.

— Вот здесь остановимся, поставим шалаш и будем ждать опкына, — сказал Сосна-богатырь.

— Ладно, — согласились Нончык и Дуб-богатырь.

Поставили они на краю темного леса шалаш и поселились в нем.

В первый день караулить опкына пошли Дуб-богатырь и Нончык, а Сосна-богатырь остался готовить обед.

Сосна-богатырь поймал годовалого бычка, зарезал, бросил в котел вариться.

Когда похлебка сварилась, откуда ни возьмись к шалашу явился опкын-людоед: сам с локоть, голова с пивной котел, борода в сажень.

— Обед отдашь или жизнь отдашь? — спросил опкын и так взглянул на Сосну-богатыря, что тот задрожал от страха.

Одним глотком выхлебнул опкын весь котел, проглотил целого бычка и ушел.

Сосна-богатырь опомнился немного от страха, поймал еще одного бычка и принялся варить новую похлебку.

Не успела еще закипеть вода в котле, как вернулись Дуб-богатырь и Нончык.

— Что, обед еще не готов? — удивился Дуб-богатырь.

— Скоро сварится, — ответил Сосна-богатырь, а про опкына он даже не заикнулся.

На другой день остался варить обед Дуб-богатырь. Поймал он двухгодовалого бычка, стал варить похлебку.

Только похлебка сварилась, как является опкын — сам с локоть, голова с пивной котел, борода в сажень.

— Похлебку отдашь или жизнь отдашь? — спросил опкын и так взглянул на богатыря, что у того коленки задрожали.

Одним глотком выхлебнул опкын всю похлебку из котла, проглотил целиком бычка и ушел.

Дуб-богатырь поймал еще одного бычка и принялся снова варить похлебку.

Только закипела вода в котле, возвратились Нончык и Сосна-богатырь.

— У тебя еще похлебка не готова? — удивился Нончык.

— Скоро поспеет, — ответил Дуб-богатырь, а про то, что всю похлебку съел опкын, ничего не сказал.

На третий день остался варить обед Нончык. Поймал он трехгодовалого бычка и стал варить похлебку.

Только похлебка сварилась, является опкын — сам с локоть, голова с пивной котел, борода в сажень.

— Похлебку отдашь или жизнь отдашь?

— Ни похлебки тебе не отдам, ни своей жизни, — отвечает Нончык.

— А, ты так! — закричал опкын и бросился на Нончыка.

Дрались они, дрались, долго дрались. Наконец Нончык одолел опкына, расколол вдоль большой дуб и зажал в трещине саженную бороду опкына.

Вскоре возвратились Дуб-богатырь и Сосна-богатырь.

— Ну, товарищи, — говорит Нончык, — сегодня приходил ко мне обедать опкын.

— И всю похлебку съел? — спрашивают Дуб-богатырь и Сосна-богатырь.

— Даже не попробовал, — отвечает Нончык. — Я его самого поймал и за бороду на дубе подвесил.

— Не может быть! — не поверили Дуб-богатырь и Сосна-богатырь.

— Если не верите, сходим посмотрим после обеда.

Поели богатыри, попили и пошли смотреть на опкына. Пришли к дубу — нет опкына, висит на дубе одна его окровавленная борода, и стелется от дуба кровавый след.

Пошли богатыри по кровавому следу. Шли, шли, и след привел их к отверстию в земле.

— Кто за опкыном под землю спустится? — спрашивает Нончык.

Богатыри молчат.

— Ладно, я сам за ним пойду, — сказал Нончык. — Только для того, чтобы спуститься под землю, нужно нам свить семь веревок длиною в семьдесят семь саженей каждую.

Свили богатыри семь веревок по семьдесят семь саженей каждую. Взял Нончык свой девятипудовый кистень, обвязался веревкой и стал спускаться под землю. Опустился он на одну веревку, а дна еще и не видать, опустился на две, на три, и только когда кончилась седьмая веревка, его нога коснулась дна.

Огляделся Нончык вокруг: оказывается, и под землей живут люди. Пошел он дальше по следу, оставленному опкыном, и пришел в деревню. Зашел