Колыбельная - Владимир Данихнов

Смеркалось. Мертвые травы дрожали на холодном ветру. Гордеев вернулся к машине. Возле заднего колеса, обхватив руками грязные колени, сидел пожилой оборванец. Он шел из соседнего города и увидел пустую машину. Окно было приоткрыто, и оборванец захотел что-нибудь украсть из салона. Этот человек лишился дома из-за необдуманных решений, за которые его часто корила жена. Поэтому он решил, что сначала обдумает, что сделает с украденной вещью, и только потом украдет. Оборванец сел на обочину и принялся размышлять. Он не знал, куда денет украденное, и тосковал от этого. Он вспомнил однокомнатную квартиру в хрущевке, где жил с женой и сыном. Он был счастлив тогда. Но жене для счастья требовалось расширение жилплощади, и оборванец решил заняться бизнесом. Он взял в банке кредит и проиграл все деньги на ипподроме. Жена сильно ругала его за это необдуманное решение. Не выдержав ругани, оборванец продал квартиру и понес деньги в казино; из казино вернулся нищим. Жена с сыном переехали жить к теще, а оборванец стал бродить по русской земле в поисках счастья. Летом он спал на земле, прислонившись щекой к траве, а зимой жил в подъездах, у батареи отопления, пока его не прогоняла старушка с веником или мужчина с битой. Он отрастил бороду, которую было так приятно чесать долгими зимними вечерами. Ел мало, в основном огрызки; особенно полюбил грушу. Не брезговал обсасывать палочки эскимо. В свободное время подрабатывал карманным вором. Пару раз его ловили за воровством и избивали до полусмерти. В целом такая жизнь ему нравилась. Гордеев посмотрел на оборванца сверху вниз, сел в машину и укатил. Оборванец продолжал размышлять о тщетности жизни. Когда стемнело, он встал и лег среди мертвых трав, чувствуя единение с природой. Что-то нехорошее почудилось ему в этом месте, но было лень вставать, чтоб проверить наличие угрозы. Он повернулся на бок и уснул. Через неделю его нашли в этом самом месте мертвого, с раздавленной грудью, а неподалеку валялась гниющая собака с простреленной головой.

Гордеев жил в гостинице. Окна его номера выходили на аптеку. Возле аптеки стояла проститутка. Гордеев знал, что это проститутка, потому что сразу после заселения ему позвонили с ресепшена и предложили ее услуги. Проститутку звали Зина. Гордеев недолюбливал женщин за отсутствие логического мышления, но услугами проститутки Зины пользовался. В первый же день он пригласил ее к себе в номер и расспросил о жизни: где училась, чем планирует заниматься в будущем. Зина сначала не хотела отвечать, но мало-помалу разговорилась. Оказалось, она окончила восемь классов маленькой районной школы. Ее родители были алкоголиками. Старший брат, вернувшись из армии, лишил ее девственности. Первой любовью Зины был одноклассник, который не боялся прыгать из окна на втором этаже. Она не помнит, как его зовут, но кличка у него была Доктор. Гордеев чем-то напоминает Доктора; когда Зина вошла в номер, то остолбенела: так похож. Когда Зине исполнилось восемнадцать, она сбежала из дома в большой город в поисках лучшей доли. Зина любит кешью и поздравительные открытки с забавными надписями. Не любит снег: к счастью, в этом городе он выпадает редко. В дальнейшем Зина намерена выйти замуж. Гордеев поблагодарил Зину за обстоятельный рассказ, расплатился и проводил до двери.

Сегодня ему не хотелось с ней говорить. Из головы не выходила собака: Гордееву мерещилось, что он выстрелил в голову не ей, а себе. Он принял холодный душ, надеясь на облегчение, но облегчения не наступило. Его бросало то в жар, то в холод. Что-то мучило Гордеева, он не мог понять что. Он решил с завтрашнего утра вплотную заняться расследованием: привычная работа отвлечет его от тоскливых мыслей. Рано утром к нему в номер явился старший лейтенант юстиции Кошевой. Это был мускулистый мужчина, который большую часть жизни провел в тренажерном зале. Три дня назад он заметил, что ему стало сложнее делать жим лежа. Полночи Кошевой беспокойно вертелся в постели. За час до рассвета встал, разделся донага и подошел к зеркалу. В зеркале отражалось идеальное тело. Кошевой вдруг подумал, что не знает, для чего все эти годы наращивал мышечную массу. Жены у него не было, любовницы тоже. Тем временем старость уже стучит в двери костлявой рукой, и скоро это тело перестанет быть идеальным. Кошевой задыхался. На деревянных ногах он вернулся в спальню и окинул ее тяжелым взглядом. Знаменитые культуристы прошлого насмешливо глядели с плакатов, как будто знали про Кошевого некую позорную тайну. Кошевой схватился за голову и завопил так, что проснувшиеся соседи подумали, будто где-то рядом кого-то убивают. Кошевой срывал плакаты и рвал их в клочья. Обрывки скотча прилипали к негнущимся пальцам, клочки плакатов порхали в воздухе. Кошевой скрючился на кровати: бумажные клочки как пепел несбывшихся мечтаний покрыли его трясущееся тело. «Пока еще не поздно, пока еще не слишком поздно», — шептал Кошевой, царапая скрюченными пальцами виски, вращая налитыми кровью глазами. На следующий день он узнал, что в город прилетел Гордеев. Коллеги старшего лейтенанта Кошевого говорили о Гордееве, как о великом сыщике. Кошевой из книг знал, что у каждого великого сыщика есть глуповатый напарник, на котором тот оттачивает свое мастерство. Он ухватился за эту идею и решил напроситься к Гордееву в помощники; таким образом, его тело найдет применение. Если Гордеев откажет ему, он упадет перед ним на колени. Именно поэтому Кошевой в то утро оказался в номере специального человека.

Гордеев медленно пил кофе из чашечки, прицепленной к изнанке пиджака; у него болела голова. Кошевой застыл на пороге, робко поглядывая из-под мохнатых ресниц. Гордеев примерно понимал, чего от него хочет молчащий Кошевой. К нему в напарники уже напрашивались десятки. Кошевой ничем от них не отличался. Гордеев пил кофе маленькими глоточками и молчал, ожидая, когда посетитель догадается уйти. Но Кошевой не догадывался. Тогда Гордеев подошел к окну. Проститутка Зина стояла в одиночестве под дождем, крашеные волосы облепили круглое, в оспинах, лицо, а замерзшие губы что-то беззвучно шептали. Прохожий толкнул Зину, она чуть не упала и прислонилась рыхлеющим телом к фонарному столбу. К ней подошел мужчина в черном плаще и бейсболке. Он без слов влепил Зине пощечину, взял за руку и затолкал в джип. Джип уехал. Гордеев смотрел на потоки воды, заливающие витрины.

— Пока еще не поздно… — пробормотал Кошевой у него за спиной. Все эти годы он мало разговаривал, предпочитая разговорам становую тягу, и поэтому запинался. Слова вылезали из глотки с огромным трудом, как металлические болванки. — Пока еще не поздно что-то… хотя бы что-то совершить… в этой… жизни… — У него перехватило дыхание. — Я… хотя бы для чего-то… использовать… это… — Он неопределенно повел рукой. — Я… эти… мышцы…

— Вот что, Кошевой. — Гордеев повернулся к нему. — Пойдемте со мной; в этом деле мне понадобится ваша помощь.

Кошевой замер, не понимая, что испытывает: радость или страх. Гордеев прошел мимо него. Нельзя сказать, что Гордееву в самом деле был нужен напарник. Но он надеялся, что присутствие Кошевого хоть как-то разбавит застоявшуюся в нем скуку. Что касается Кошевого, то он ни на что не надеялся: он просто следовал за Гордеевым по пятам.

Меньшов пристрастился к кальяну. Курить кальян в одиночестве было скучно, и он пригласил коллег в бар. Коллеги идти не хотели, но, чтоб упрочить дружеские отношения в коллективе, пошли. Весь вечер они молчали. Меньшов мучился от изжоги. Начальника отдела кадров после первой затяжки долго тошнило в туалете. Замначальника пусконаладки вообще не курил, не ел, не пил, только угрюмо водил пальцем по столешнице. Системный администратор вышел на улицу подышать свежим воздухом и пропал. Молодой человек из производственного отдела, имени которого никто не помнил, стал рассказывать о своих успехах на любовном фронте, но почувствовал, что от старших коллег веет холодком, и замолчал. Ведущий инженер Комягин скрипел зубами так, что на него оглядывались другие посетители. Смуглый кальянщик, менявший угли на обернутом фольгой чилиме, старался обходить ведущего инженера стороной. Главный кладовщик дремал, потому что любил поспать в нестандартных ситуациях. Докурив кальян, коллеги стали наперебой благодарить Меньшова за чудесный вечер и расходиться. Меньшов запил изжогу пивом. Выйдя из бара, он подумал, что с Чуркиным было веселее. Теперь нудные истории Чуркина казались ему верхом остроумия. Он выпил еще пива и вызвал такси. Таксист повез Меньшова по ночным улицам, отравленным неоновым светом. Меньшов глядел на сверкающие витрины сквозь опущенные ресницы и думал, что разноцветный свет призван замаскировать вечную тоску большого города. Вскоре ему надоело думать философские мысли, и он прислушался к таксисту, который уже пару минут что-то рассказывал. Ничего интересного таксист не говорил: обычный треп о козлах на дороге, которые понакупали прав. Меньшов задремал. Такси остановилось возле подъезда. Таксист собирался разбудить Меньшова, но от того повеяло какой-то тревогой, поэтому таксист проехал еще немного, чтоб на счетчике набежал лишний полтинник, вернулся и только после этого разбудил клиента. Меньшов не хотел просыпаться, но не потому, что ему было уютно на заднем сиденье подержанной «девятки», салон которой пропах табаком и потом, а по той причине, что вообще не любил просыпаться. Он хотел бы проспать всю жизнь, если б имелась такая возможность. Всё же ему пришлось встать, расплатиться и выйти из машины. Он опустился на скамейку возле подъезда, вдыхая сухим ртом влажный ночной воздух. Под ногами разъезжались мокрые листья. Из подвала выглянул полосатый кот. Он пошевелил усами, фыркнул и засунул голову обратно. На втором этаже грянула музыка и мгновенно затихла. Чудовищные тучи клубились в аспидном небе. Бледно-желтая луна глядела в просвет между тучами. Меньшов обхватил голову руками: ему казалось, что он сходит с ума от одиночества. Чуркин, конечно, быдло, но это было его собственное ручное быдло; теперь его нет. Чем он сейчас занят?