Боевой вестник - Сурен Цормудян

— И что тогда? — шепнула королева после долгой паузы.

— Когда люди влюбляются, они и радуются, и страдают. Люди — они живые, матушка.

— И тебя не страшит мысль, что ты полюбишь нищего и безродного? — Анриетта снова взглянула в глаза дочери.

— Я не ищу любви, матушка. Любовь сама находит человека. Тебе не о чем беспокоиться. Просто я вообще не хочу выходить замуж.

Тон прекрасной девы стал совсем отрешенным. Она словно давала понять, что очень устала от этого разговора и вскоре он может довести ее до слез.

— Я выйду через эту дверь, — продолжила она. — Не хочу возвращаться в тронный зал и опять встречаться с Хайдамаром. Свое последнее слово я ему уже сказала.

Не дожидаясь ответа матери, Элисса открыла засов второй двери и выскользнула в коридор.

* * *

Лестничный пролет уходил ввысь бесконечной вереницей ступеней песчаного цвета, плавно сворачивая влево и ведя к большому холлу перед тронным залом. Стена с одной стороны была увешана расписными щитами королевской стражи — алое поле с серебристой каймой и золотыми пегасами. Часть стражи в замке ходила без щитов, и в случае тревоги их снимали со стен. Между щитами располагались бронзовые держатели для факелов. Сейчас факелы не горели, ибо солнце только начало свое отступление в сторону заката. Противоположная стена состояла почти из одних арочных проемов, через которые открывался дивный вид на рыбацкую деревню, поставляющую в королевский замок дары моря. А позади деревни сверкала бликами Слезная бухта, что омывала с запада город Артогно, названный в честь основателя, первого короля, который объединил земли и дал имя королевству Гринвельд. Было это восемь веков назад. Справа от рыбацкой деревни виднелся высокий серый утес, почти вровень с окнами замка. То был утес Плачущей Девы. Когда-то, еще до появления королей, рыцарей и феодов, в этих краях привольно жил простой народ. Но потом с моря пришли охотники за рабами, нужными для строительства Странствующего королевства. Им требовалась также древесина, чтобы вечно продолжать скитания по океану Предела. И разумеется, женщины. Молодой землепашец отдал единственного коня своей возлюбленной и велел скакать на восток, пока конь не выбьется из сил, потом двигаться дальше пешком. А сам взял мотыгу и пошел с ополчением воевать против поработителей. Дева сделала все, как он велел. Она добралась почти до Змиева леса, когда конь упал замертво. Тогда она пошла пешком и увидела белоснежного пегаса, попавшего в ловушку дикого лесного народа. Она освободила его и отправилась на нем обратно. А вернувшись в родную деревню, обнаружила лишь выжженные руины, опустошенные поля и вырубленные леса. И ни одной живой души, кроме умирающего старика, лишенного глаз: он не был нужен поработителям, и они ослепили его, после чего оставили умирать на пепелище родной деревни. На последнем издыхании старик поведал деве, что враги забрали всех в океан. Тогда пегас принес девушку сюда, на этот утес. Она стояла на краю несколько суток, кричала, взывая к небесам и произнося имя возлюбленного. Звала его и плакала. Слезы ее заполнили равнину у подножия высокого утеса, а потом она бросилась вниз, не в силах стерпеть боль потери. Волны новой Слезной бухты приняли ее и унесли прочь. Говорят, от этой девы произошли все сирены, что обитают нынче далеко в океане, у Драконьего хребта. И они продолжают стенания в волнах океана Предела, увлекая моряков песнями в безжалостные глубины. А ее верный пегас стоял на том же утесе и ждал возвращения спасительницы. Он был настолько верен деве, что не сдвинулся с места, да так и окаменел. И теперь на утесе видна была глыба, похожая на подогнувшего передние ноги коня с распростертыми крыльями. Одни верили, что это и есть тот самый пегас, но другие считали, что лишь ветер так причудливо обточил камень.

Нэйрос Вэйлорд стоял на нижней половине лестницы возле арки и смотрел то на утес, то на дальний край бухты, слушая крики чаек над рыбацкой деревней. Он часто коротал здесь свободное время. Иногда наблюдал за работой рыбаков: как они смолят на берегу лодки, растягивают сети на козлах для просушки, чинят те, что уже высохли. Как пристают к деревянным причалам маленькие парусные шхуны и оттуда выгружают свежую рыбу, мидий, лангустов. Люди кричат, суетятся, прогоняют обнаглевших чаек, пытающихся стащить что-то из свежего улова. Рыбаки бранятся с женами, которые говорят им, что рыбы для замка и казарм вполне достаточно и надо побольше забрать домой. А вон ялы, шхуны и маленькие лодки медленно скользят по спокойной глади бухты: они еще без добычи, им рано возвращаться к причалу.

Вэйлорду было тридцать шесть лет. Его черные короткие волосы и такую же бороду уже тронула седина, усы были не так пышны, как у короля, — Нэйрос подстригал их, чтоб не мешали при еде. Облачен десница короля был, как всегда, в легкие черные доспехи со стальными наплечниками, украшенными чеканкой в виде оскаленных волчьих пастей. Он единственный в замке не носил геральдический символ в виде коронованных пегасов, предпочитая им знак тех мест, откуда был родом. Черная кожаная кираса с левой стороны груди была украшена белым отпечатком волчьей лапы. Длинный двуручный меч ему, при его среднем росте, приходилось носить за спиной, а на поясе его висел булатный клинок. Пара метательных ножей покоилась в крепких наручах, укрывающих руки от запястий до локтя. Его называли старым волком, ибо он был родом из простолюдинов с Волчьего мыса. Свой титул он получил по милости короля Хлодвига, и его прозвали возведенным. Многие знатные особы, даже те, кто ниже его ростом, по этой причине смотрели на него свысока, как на бродягу и самозванца. Однако все помнили, что Вэйлорд был другом детства нынешнего короля и состоял с ним в более тесных отношениях, чем все высокородные лорды. Когда-то они плечом к плечу сражались на Мамонтовом острове, и Нэйрос не единожды спасал Хлодвигу жизнь, будучи готов отдать за него свою. Вместе они вытащили Гильома Блэйда из адского пламени в ловушке проклятых колдунов Мамонтова острова, едва не сгинув сами. Впервые они повстречались, когда Хлодвигу исполнилось десять лет, а Нэйросу только восемь, но он тем не менее казался старше принца и был даже выше ростом. Все, кто сражался с принцем на деревянных мечах, быстро сдавались и проигрывали, опасаясь гнева короля в случае победы. Юному Хлодвигу это быстро наскучило, и он приметил чумазого сына придворного кузнеца, служившего отцу заодно и подмастерьем. Король Дэсмонд Эверрет велел мальчугану биться с принцем на малом ристалище деревянными мечами. Но маленький Нэй, в чьих жилах текла кровь волчьего народа, даже в помыслах не мог уступить нарочно и одержал решительную победу. Разгневанный Дэсмонд кинулся на сына кузнеца, обнажив меч, и Нэй преклонил колено:

— Вы вправе убить меня, ваше величество. Но казнь ребенка-бедняка вам славы не прибавит. Пусть это будет честный бой. Дайте мне настоящий меч и зарубите меня в поединке. — Он поднял свои волчьи глаза на короля и добавил: — Если одолеете.

Он и сейчас помнил изумленный взгляд покойного ныне Дэсмонда, застывшего от слов нахального мальчишки. Затем король вдруг расхохотался, взлохматил могучей ладонью волосы мальчугана и отвесил заодно подзатыльник.

— Отныне, маленький засранец, только с тобой мой младший сын будет учиться бою! И когда научится, я вложу в ваши руки настоящее оружие, и вот тогда мой сын и заколет тебя!