Продано! Искусство и деньги - Пирошка Досси

Неравенство – отличительный признак капиталистической экономики. Его еще в XIX веке отметил Герберт Спенсер и дал вдохновленное эволюционной теорией Чарльза Дарвина определение: the survival of the fttest – выживание наиболее приспособленных. Еще более, чем в доходах, неравенство проявляется в капиталистическом распределении имущества. Рекордное на настоящий день частное имущество Германии в 5 триллионов евро наполовину принадлежит богатейшим 10 процентам. Менее 4 процентов денег и ценностей выпадает на долю нижней половины частных бюджетов[33]. Богатство сливок общества еще более увеличивается за счет наследств. Десятилетиями накапливающиеся богатства передаются в США и Европе от поколения к поколению. По оценкам экспертов, грядущий переход имущества окажется крупнейшим в истории. Пол Шервиш и Джон Хэвенс из Бостонского колледжа полагают, что только в США с 1998 до 2052 года по наследству должно перейти от 41 до 136 триллионов долларов – даже минимальная оценка в 4 раза превышает общую нынешнюю производительность американской экономики[34]. Статистика отчетливо показывает, насколько неравномерно распределяется это богатство. 4,9 процента семей владеют состоянием более 1 миллиона долларов. Чем выше поднимаешься, тем разреженней воздух. Состоянием, превышающим 20 миллионов долларов, обладают всего 0,4 процента семей. 45 процентов семей, владеющих состоянием от 1 до 10 миллионов долларов, часть своего состояния унаследовали. Только каждая пятая американская семья получила наследство, и из этих 20 процентов лишь 1,6 процента унаследовали больше 100 тысяч долларов. Да и в Германии более половины населения остается без наследства: здесь что-то унаследовали около 45 процентов жителей[35]. Часть этого богатства ушла на приобретение предметов роскоши и взвинтила цены на те статусные символы, обладание которыми издавна определяет принадлежность к элите: на искусство.

На искусстве спекулирует не только узкий круг инвесторов. Сегодня операциями с капиталом в форме произведений искусства занимаются, помимо торговцев и галеристов, банки, аукционные дома, художественные и инвестиционные журналы. Возникает спектр, сравнимый с классическим финансовым продуктом и охватывающий все возможные операции между консервативным сохранением капитала, рискованной инвестицией и спекулятивным вложением денег. В качестве консервативной инвестиции с низкой прибылью годятся старые мастера и классический модернизм, для инвестиций, ориентированных на высокий рост, используют добившихся успеха современников, для спекуляций подходит молодое современное искусство. Желательно распределение рисков посредством диверсификации – вложения денег в соответствии с теорией портфеля в работы различных художников и различных эпох[36]. Спекуляция искусством стала реальностью. В зависимости от того, желает продавец извлечь прибыль в короткий срок или рассчитывает на долгосрочный доход, он занимается спекуляцией или инвестицией.

Рынок ссудных капиталов тоже вскочил в отходящий поезд. Масса недавно основанных художественных фондов свидетельствует, что на денежном рынке произведения искусства достигли статуса самостоятельной инвестиционной категории. Fine Art Fund (Фонд изящных искусств) со штаб-квартирой в Лондоне объявил о первом закрытии с балансом 150 миллионов долларов и выступил уже как покупатель на аукционах. С июля 2004 года в искусство инвестируется два миллиона долларов ежемесячно. Художникам фонда вменяется в обязанность самим хранить работы, оплачивая аренду. Фонд Fernwood Art Investment, основанный ветераном Merril Lynch & Co. Брюсом Таубом, в ближайший год должен со брать 100 миллионов долларов. Инвесторы входят в дело с суммами, превышающими 250 тысяч долларов. С 2003 года основано более дюжины арт-фондов, от швейцарского Art Collectors Fund и ArtVest со штаб-квартирами в Женеве и Нью-Йорке до управляемого голландским банком ABN Amro фонда China Fund. Как заметил Брюс Тауб, это еще один шаг к демократизации вложения денежных средств[37]. Таким образом, мир живописи и скульптуры открылся для тех инвесторов, за которыми нет ни финансовых резервов в виде веками существующих фирм, ни прав на нефтяные скважины. Вследствие такой фондовой активности в ближайшие десять лет на художественный рынок должно выплеснуться более 10 миллиардов долларов.

Триумфальное шествие молодого искусства не так ново, как кажется. Бум восьмидесятых уже взвинтил цены на искусство до головокружительной высоты. Звездами американского художественного рынка были Жан-Мишель Баскиа, Эрик Фишл, Кийт Херинг, Роберт Лонго, Дэвид Саль и Джулиан Шнабель. В Германии – Эльвира Бах, Йорг Иммендорф, Маркус Люперц, Пенк, Саломе, в Италии – Сандро Чиа, Франческо Клементе, Энцо Куччи, Миммо Паладино. В апогее бума 100 000-долларовый барьер преодолели 28 художников моложе 45 лет.

В фильме «Уолл-стрит» Гордон Гекко в исполнении Майкла Дугласа провозглашает лозунг десятилетия: Greed is good. Жадность – это хорошо. Выражение это восходит к докладу, прочитанному Айвеном Боэски в 1985 году перед выпускниками экономи ческого факультета Калифорнийского университета. Боэски, прототип персонажа Оливера Стоуна, в 1986 году был приговорен к тюремному заключению за инсайдерские махинации. Да и в действительно сти биржевая игра на повышение производила деньги и жадность в невообразимых количествах. И то, и другое распространялось и на художественный рынок. Деньги охотились за искусством. Коллекцио нирование искусства стало социально приемлемой формой жадности. Что искусство представляет собой наиболее изящную форму продемонстрировать экономическую мощь, выучили даже самые невежественные из тогдашних биржевых миллионеров. Представление о ценности искусства получило новое неожиданное значение: инвестируй сейчас и продавай позже по более высокой цене. В глубине художественной работы заблестели деньги. Новые коллекционеры выстраивались в очередь за произведением искусства точно так же, как за билетом на поп-концерт. Воодушевление искусством охватило и прочее население. В 1983 году музей Метрополитен посетили 4,5 миллиона человек. Всего же в США насчитали 40 миллионов паломников храма искусств. В Германии в конце десятилетия стало на треть больше галерей и на 60 процентов больше художественных обществ, нежели в начале[38]. Новые музеи росли как грибы после дождя. Товарооборот современного искусства возрос более чем вдвое.