Ненавистная фрау - Неле Нойхаус

— Казалось, все шло замечательно, но вскоре после рождения нашей дочери начались проблемы.

— Какие проблемы? — спросила Пия.

— Изабель хотела жить так, как привыкла, — пояснил Керстнер. — Большая вилла, крупные траты на отдых, лошадей и шопинг. Но я более охотно инвестировал деньги в наше будущее. Инка, я имею в виду фрау доктора Ханзен, искала тогда второго совладельца для нашей ветеринарной клиники, которую она возглавила сразу после смерти отца. Я познакомился с Инкой Ханзен через моего друга Георга Риттендорфа. Мы быстро сошлись. Доктор Ханзен, как и я, училась и работала в Америке. Между нами троими возникла взаимная симпатия.

Боденштайн и Пия не торопили его с продолжением. Через некоторое время доктор вновь заговорил:

— Нам пришлось сделать дорогостоящие закупки и провести реконструкцию. Инка, правда, получила страховку за своего отца, но этого было слишком мало, чтобы осуществить все то, что мы наметили. Чтобы не очень транжирить наши средства, мы решили сэкономить на персонале. Мать Инки вела бухгалтерию, жена Георга была помощницей ветеринара, а Изабель предстояло работать в регистратуре. — Керстнер вздохнул. — Об этом лучше не вспоминать.

— Почему? — спросила Пия.

— Она не выносила Георга, — ответил Керстнер и потер усталые глаза. — Впрочем, и тот ее — тоже. Но прежде всего, она рассчитывала получить от меня большую финансовую выгоду. Однако все свои сбережения я вложил в развитие клиники и работал зачастую по пятнадцать-шестнадцать часов в день, а также в выходные. Ее это не устраивало.

Его лицо приняло страдальческое выражение.

— Я долго за нее боролся… — Керстнер смотрел перед собой. — Хотя все отчетливее понимал, насколько ей безразличен. Постоянно возникали скандалы, большей частью из-за денег. Она ушла, вернулась, опять ушла… Это был ад.

— Когда ушла ваша жена? И почему?

— Может быть, потому, что в какой-то момент я не стал ее больше удерживать. — Керстнер пожал плечами. — В конце мая она окончательно собрала свои вещи, и когда я вечером вернулся домой, ее уже не было. Она исчезла со всем своим имуществом.

— А вашу дочь она взяла с собой? — уточнила Пия.

— Сначала нет, — тихо ответил Керстнер. — Примерно две недели назад она забрала ее из детского сада, и с тех пор я больше не видел Мари.

Боденштайн наблюдал за мужчиной и пытался проанализировать то, что видел. Керстнер был ужасно подавлен, но стала ли причиной этого смерть его жены, заставившая его прослезиться?

— Где проживала ваша жена после того, как ушла от вас?

— Этого я не знаю.

— А ваша дочь? Где она сейчас?

Керстнер поднял глаза, затем отвернулся в сторону и уставился окаменевшим взглядом на свои руки.

— Я… этого я тоже не знаю.

— Когда вы видели вашу жену в последний раз? — спросила Пия.

— Вчера, — почти прошептал Керстнер. — Она неожиданно появилась в клинике.

Пия бросила быстрый взгляд на своего шефа.

— В котором часу? — спросил Боденштайн.

— Примерно без четверти шесть, — ответил Керстнер, не поднимая глаз. — Я как раз вышел из операционной, когда она бросилась мне навстречу и сказала, что ей надо со мной поговорить.

— И что она от вас хотела?

Мужчина молча покачал головой.

— Господин доктор Керстнер, — Пия говорила мягко, но настойчиво, — нам известно, что ваша жена в половине пятого вечера заправляла свой автомобиль на бензоколонке, после этого она находилась у вас в клинике, а через пару часов скончалась. Возможно, вы были последним, кто видел ее живой. Пожалуйста, ответьте на вопрос.

Керстнер по-прежнему молча смотрел перед собой, будто ничего не слышал.

— Вы поссорились? Из-за чего? Она ведь хотела от вас что-то совершенно определенное.

Молчание.

— Где вы были вчера вечером? — спросил Боденштайн. Вдруг ситуация полностью изменилась. На его глазах пребывающий в шоке вдовец превратился в человека, подозреваемого в убийстве. Имелся и мотив, даже несколько. Неудавшаяся любовь, разочарование, ревность. — Вы не должны ничего нам говорить, что могло бы вам навредить. Не хотите позвонить адвокату?

Мужчина недоверчиво поднял глаза:

— Вы ведь не хотите сказать, что это я… Изабель?..

— Вы видели ее за несколько часов до смерти, — возразил Боденштайн. — Ваша жена ушла от вас. Вы не знали, где она находится. Вероятно, вы испытывали ярость и ревность.

— Нет-нет! Это не так! — резко прервал его Керстнер. — Я не злился на нее и не испытывал ревности… больше не испытывал.

— Почему — больше?

— Потому что… — начал он, но потом замолк.

— Просто скажите нам, чего от вас хотела вчера ваша жена.

Керстнер кусал губы, опустив голову. Затем совершенно неожиданно начал рыдать. Он был в полном отчаянии и даже не пытался вытирать слезы, струившиеся по его лицу.

Неделя началась с совещания всех сотрудников отдела К-2 в семь часов утра. После пары относительно спокойных недель им предстояло расследовать сразу два дела, но дело о самоубийстве главного прокурора Гарденбаха передали в Управление уголовной полиции округа. Впрочем, Боденштайна ничуть не огорчил тот факт, что пришлось передать в вышестоящую инстанцию дело Гарденбаха, которое легко могло стать событием политического значения.

Он слушал, как его сотрудники собирали первые фрагменты дела Изабель Керстнер, которые, хотелось надеяться, через некоторое время образуют полный пазл. Франк Бенке, старший комиссар уголовной полиции, был следующим по рангу в отделе после Боденштайна. Два года назад он вместе со своим шефом перешел из полиции Франкфурта в Хофхайм. Родившийся и выросший во Франкфурте, он слегка надменно называл все, что находилось за пределами города, «глубоким тылом». Комиссару уголовной полиции Каю Остерманну было около сорока. Десять лет назад при участии в операции в составе отряда полиции особого назначения он потерял ногу, и с тех пор печальная судьба заставила его тянуть лямку в отделе внутренней ревизии. Когда Боденштайн перебрался в Хофхайм, он сделал запрос на Остерманна и получил положительный ответ. С тех пор Кай со своим острым умом и памятью, сравнимой разве что с компьютером, стал незаменимым сотрудником К-2.

Четвертый в команде — самый старший по возрасту, — Андреас Хассе, служил комиссаром уголовной полиции многие годы. Это был мужчина лет пятидесяти пяти, с каштановыми волосами мышиного оттенка. Его прическа с пробором сбоку напоминала парик. Он носил костюмы коричневого цвета и коричневые туфли на резиновой подошве. При реорганизации, проводившейся два года тому назад, он надеялся, что его назначат руководителем нового отдела, но его расчет оказался ошибочным — повышения он не получил. Боденштайн подозревал, что Хассе, в той или иной степени, сидя за своим письменным столом, просто ждал выхода на пенсию. Самой молодой сотрудницей К-2 была ассистентка Катрин Фахингер, худая бледная женщина лет двадцати пяти. Она начала работать в команде Боденштайна зимой и прекрасно справлялась со своими обязанностями.