Особняк у реки забвения - Антон Грановский

– Где уж там самостоятельно, – недовольно пробурчал Максим. – Аппарат же.

– Все равно, после остановки сердца совсем неплохо. Продержитесь ночку, а утром я отправлю вас в терапию.

Максим закрыл глаза. Снова открыл.

– Я плохо помню, что со мной случилось, – тихо сказал он.

– У вас началась пневмония и поднялась температура. Организм был ослаблен борьбой за выживание. Мы кололи вам антибиотики. К сожалению, ваше сердце не выдержало нагрузки и остановилось. Но теперь все будет хорошо. Если не случится осложнений, завтра вынем у вас из горла дыхательную трубку. Кстати, вы молодчина, что не позволили сестре колоть вам обезболивающее.

Максим с трудом сглотнул слюну, глянул хмуро:

– Доктор, мне все это надоело. Реанимация, капельница, трубки… Долго мне еще терпеть?

Врач сдвинул брови.

– Ваш организм измотан. Сломанные кости срослись, от последствий травмы мы вас вылечили, но возможны осложнения. Вы молоды, вам всего тридцать лет. Теперь все зависит от вас.

– Что еще я должен сделать? – с тихим отчаянием спросил Максим. – Перерезать себе вены?

Доктор поправил пальцем очки и проговорил строгим голосом:

– Чтобы ваш организм смог мобилизовать резервы, нужно подвергнуть его стрессу. Иначе снова начнутся осложнения, которые в конечном итоге убьют вас.

– Стрессу? – Максим усмехнулся. – Хотите сказать, мне нужна еще одна авария?

Доктор покачал головой:

– Нет. Вам нужны сильные ощущения. Смена обстановки, новые лица… – Он пожал плечами. – Не знаю. Что-нибудь новое, неожиданное. Пусть даже это будет связано с психологической встряской. Только не травмы и не новые операции. Вы давно навещали родителей?

– В последний раз – года три назад.

– Поезжайте к ним.

– Это… слишком далеко.

– Ничего. Путешествие пойдет вам на пользу.

Максим усмехнулся и сказал:

– Сомневаюсь, что я смогу в ближайшее время сесть за руль.

– Поезжайте на поезде. Возьмите купейный билет. А лучше – в СВ. Чтобы мягкая полка, чистый столик и кондиционер. Поезжайте! Устройте себе приключение.

Несколько мгновений Максим раздумывал, затем хрипло проговорил:

– Хорошо. Я поеду к родителям. На поезде.

– Вот и отлично.

Максим сам не заметил, как взял с тумбочки эспандер и принялся мять его в пальцах. А заметив, усмехнулся и протянул его доктору:

– Держите, док. Эта безделушка спасла мне жизнь. Возможно, спасет кому-нибудь еще.

Целые сутки Максим маялся в поезде. Впрочем, «маялся» – слишком громко сказано. Вагон был вполне приличный.

В купе, помимо Максима, ехал пожилой преподаватель философии – человек молчаливый и самоуглубленный. Сосед почти не говорил, лишь пил чай – стакан за стаканом, – читал толстую книгу, делая карандашные пометки, и время от времени подолгу смотрел в окно задумчивым взглядом.

Максима это полностью устраивало. Он чувствовал себя не совсем уютно, когда незнакомые люди узнавали его. В такие моменты у Максима возникало дурацкое ощущение – словно у него амнезия, и он позабыл лица и имена окружающих людей, а те его прекрасно помнят.

Максим валялся на полке с карманным компьютером в руке, читал, слушал музыку или смотрел фильмы.

Когда он выбрался наконец из поезда, солнце уже закатывалось за горизонт и на город спускались сумерки. Впрочем, дорога для Максима не закончилась. Ему предстояло еще около получаса трястись в электричке до родного городка.

Перед тем как отправиться дальше, он выпил чашечку кофе с булочками, сидя в кафе, расположенном на первом этаже вокзала. Неторопливо попивая кофе, Максим размышлял о том, что больше помогло ему выжить: аппарат искусственного дыхания или желание вернуться и показать всем, что он еще жив и кое на что способен?

Как ни смешна и жалка злоба, но она помогает выжить, решил он, доедая последнюю булочку. Возможно, он действительно выжил лишь затем, чтобы что-то доказать. Но что? И кому? Над этим стоит поразмыслить.

В электричке было прохладно, и Максим поднял воротник пальто. Двигаясь на восток, все ближе и ближе к родному городку, Максим немного волновался. Отношения с отцом не клеились с тех пор, как Максиму исполнилось семнадцать, и он уехал из дома. Отец был архитектором и видел в Максиме продолжателя «семейного дела», когда сын объявил, что собирается поступать на актерский, объявил его дармоедом.

Отец уважал лишь ту работу, которая приносила видимые плоды и была очевидно полезна для людей. Все остальное он считал не важным, не нужным.

Максим представил себе, какую пирушку закатит по поводу его приезда брат, и улыбнулся. С братом всегда было легко.

Всего двадцать минут прошло с тех пор, как он умял в кафе две булочки с маком, а уже проголодался.

Максим надел наушники и включил карманный компьютер.

Он озяб, его гонит луна,

Он во власти неведомых сил.

И теперь с него будет сполна:

Будь что будет, спаси-пронеси…

Слушая песню, Максим вздохнул. В небе висели черные тучи. Время от времени по толстому стеклу начинал барабанить дождь. Туман окутывал низенькие деревья, карабкался по невысоким холмам, поросшим пожухлой травой.

Вскоре Максима разморило, и он уснул.

И приснился ему глухой, заросший городской парк. Асфальт на аллеях потрескался, белые гипсовые фигуры пионеров и гимнастов потемнели, у некоторых отвалились руки и ноги.

– Макс… – негромко окликнул его девичий голос.

– Что? – спросил он и повернул голову на голос.

Рядом стояла девушка. Невысокая, стройная. Как Максим ни вглядывался – никак не мог разглядеть черты ее лица.

– Макс, почему ты меня бросил? – так же тихо спросила девушка.

По спине Максима пробежала холодная волна.

– Я не бросал тебя, – с трудом выговорил он.

– Ты позволил им сделать это.

– Я… я не смог… не смог им помешать.

– Ты стоял рядом и смотрел.

– Они держали меня… Я не мог тебе помочь.

– Ты виноват.

– Да, я знаю.

Она встала на цыпочки и заглянула ему в лицо.

– Я хочу, чтобы когда-нибудь ты испытал то же, что и я. Пусть это случится. Пусть это случится! – закричала девушка вдруг, и от ее крика волосы на голове у Максима встали дыбом.

Он отшатнулся от девушки и – проснулся.

Электричка стояла. Максим выглянул в окно и увидел знакомый ржавый железный заборчик.

– Будьте осторожны, двери закрываются, – прохрипел из динамика невнятный голос машиниста.