Кровь титанов - Вячеслав Шалыгин

– Нет, Иван не такой, – Кукла улыбнулась. – Очень серьезный мальчик. Иногда мне кажется, что он только притворяется ребенком, а на самом деле давно уже вырос.

– Да… – Сержант взял с блюда ароматную булочку и с наслаждением откусил. – Свои дети растут незаметно. Вроде бы вот только что произнесли первые слова, а, глядишь, уже самостоятельные граждане. Моя Дина старше Ивана на год, а уже совсем взрослая девица. В этом году закончила школу.

– Так рано? – с недоумением спросила служанка.

– Учителя этому даже не удивляются, – полицейский пожал плечами. – Говорят, что практически все дети-титаны готовы сдать выпускные экзамены хоть завтра, просто они не видят в этом особого смысла.

– Сами дети не видят? – по-прежнему удивленно уточнила Кукла.

– Я же говорю, они страшно самостоятельны, – ответил Джемисон. – И отчасти это меня беспокоит…

Дворцовая площадь была единственным местом на всем Титане, где небо соприкасалось с землей, а бегущий по орбите спутник-солнце согревал не только верхний уровень, но и почву планеты. Животворные ультрафиолетовые лучи, в субэкваториальном поясе почти всегда прямые и горячие, в этот день казались особенно приятными и ничуть не обжигающими. Двенадцатое июня, День Снятого Шлема, был единственным днем в году, когда на площадь допускались все желающие. Поэтому простые жители планеты, редко бывавшие на первых этажах в течение года и не видевшие неба по триста с лишним дней, ждали праздника с огромным нетерпением. Они бесстрашно выходили на площадь без головных уборов и за два дня празднований успевали наряду с массой впечатлений получить серьезные ожоги лица и солнечные удары. Ведь праздник начинался по часам земных тихоокеанских островов, а заканчивался по часам Дворца Диктатора. Время Титана было почти синхронизировано с земным, и «солнце» сатурнианского спутника двигалось по орбите малой планеты примерно с той же скоростью, с какой вокруг своей оси вращалась Земля, но все же некоторая разница во времени была. На родине предков пока ещё наступало утро одиннадцатого. Кстати сказать, что и праздник двенадцатого июня там отмечался немного другой:

День Государства. Эти мелкие разногласия воспринимались жителями столицы как незначительные погрешности при переводе с языка землян на язык титанов. Никто из последних даже на секунду не задумывался о том, что в действительности никакого перевода не существует. На обеих планетах говорили на едином языке, просто земляне из последних сил пытались доказать, что никакие новые столицы не смогут стать важнее прародины человечества. По мнению большинства придворных, поза, в которую становились земные аристократы, была нелепой и смешной. Видимо, поэтому на праздник Снятого Шлема никогда не приглашались гости с Земли. Как говорится, чтобы «не смешить народ»…

А народ между тем желал как раз веселья и каких-нибудь интригующих зрелищ. Высочайшее соизволение Диктатора пустить своих подданных на площадь, чтобы они полюбовались небом и солнцем, было как бы первым, официальным номером в развлекательной программе, и очень скоро этого становилось недостаточно. Обычно в этот переломный момент толпа, так сказать, разделялась «по интересам». Кто-то напивался, кто-то начинал танцевать и петь, а наиболее настырные принимались штурмовать увеселительные заведения Дворца.

Нынешний праздник разворачивался по привычному для всех сценарию, разве что с большим, нежели обычно, размахом.

Ярусы Дворца, открытые со стороны площади и потому представляющие собой как бы гигантский срез всепланетного города, были украшены виртуальной иллюминацией и гирляндами живых цветов. Насчет того, что цветы были натуральными, многие сомневались, но взобраться хотя бы на девятый уровень дворцовых трибун, чтобы рассмотреть благоухающее великолепие вблизи, не удавалось пока ни одному смельчаку. Высота каждого этажа составляла около ста метров. Впрочем, народ это не смущало. Площадь была полна отчаянных людей, намеренных веселиться до полной потери сил, и подступы к Дворцу походили на растревоженный муравейник. Толпа жаждала веселья и хотела видеть потакание своему желанию со стороны элиты. Избранные, в свою очередь, хотели веселиться и видеть, что народ доволен своими лидерами. Желания совпадали, и гармония с каждой минутой и рюмкой становилась все более яркой и выразительной.

С различных поднебесных ярусов людям то и дело махали руками Воины и вельможи. Придворные дамы периодически подходили к перилам балконов и бросали в бурлящую толпу цветы, правда, делали они это с приличной высоты, этажа с седьмого, и кому адресовались подарки, было неясно. С традиционно развеселого уровня номер восемь, где бесперебойно звучали музыка и смех, на землю снисходило не только благословение, но и периодически спускались разряженные в шелка актрисы фривольного жанра. Такая жертвенность придворных гетер вызывала у обывателей бурю восторга. Впрочем, дворцовые феи никому особых услуг не оказывали, ограничиваясь раздачей воздушных поцелуев. Покружив в золоченых креслах-магнитопланах над головами возбужденных простолюдинов, они вновь взмывали на свой недосягаемый уровень, и снующим по площади горожанам оставалось лишь завистливо вздыхать. Они замирали в неудобных позах с запрокинутыми головами и пожирали глазами такой заманчивый и аппетитный срез дворцового «пирога». Три нижних уровня, – вот все, что было доступно взглядам любопытных зрителей. Отстойник гигантского Дворца, этажи, вроде бы открытые постороннему глазу, но вместе с тем – спрятанные за объемными лазерограммами рекламы, идущими на балконах виртуальными представлениями и непристойными шоу. Уровни, сочащиеся весельем и источающие терпкий аромат утонченного разврата…

Снайп вполне мог войти в приемный модуль и подняться на восьмой этаж, пользуясь статусом оруженосца – званием, ради получения которого многие рядовые титаны могли бы продать душу дьяволу, – но его останавливала глупая и уже давно бесполезная верность Кукле.

С тех пор как супружеская пара устроилась на службу к нынешнему хозяину, минуло больше тринадцати лет, и за эти годы жена ни разу не подпустила законного супруга к себе ближе чем на полметра. Поначалу Снайп просто бесился от ревности и уязвленного самолюбия, затем пытался наладить взаимоотношения, принося Кукле подарки и оказывая особые знаки внимания, но закончилось все, как и должно было закончиться. У Куклы родился сын, в зачатии которого Снайп не принимал ни малейшего участия. Это окончательно выбило обманутого мужа из колеи, и он поплыл по течению, продолжая верой и правдой служить тому, кто разрушил всю его жизнь. В душе оруженосца не было ненависти, была лишь обида. Хозяин относился к нему хорошо, но ни разу даже намеком не показал, что сожалеет о содеянном. Или что хотел бы – конечно, будь он простым смертным – извиниться за то, что разрушил семью и похоронил светлое будущее самого верного на свете слуги. Впрочем, Снайп вовсе не был уверен, что смог бы простить обидчика, а потому извинится Туркин или нет, роли не играло.

Оруженосец остановился у лотка с аппетитными бутербродами и заказал себе «двойной Сатурн»; сдобренный луком и перцем, многослойный, как Дворец, и ароматный, как выпечка Куклы, гамбургер. Получив из рук не слишком трезвого продавца закуску, Снайп тяжело вздохнул и покосился на ассортимент предлагаемых лоточником напитков. Хозяин не приветствовал употребление слугами алкоголя, но на время праздника он и сам обычно становился весьма неразборчивым дегустатором крепких жидкостей, а потому оруженосец с чистой совестью мог пить все, что заблагорассудится. Догадавшись с причине замешательства клиента, продавец молча налил в два пятидесятиграммовых стаканчика нечто из лишенной этикеток бутылки и, подавая пример, в два глотка осушил тот, что стоял ближе. Лицо лоточника исказила настолько отвратительная гримаса, что у оруженосца тут же отпали всякие сомнения. Он выпил предложенную гадость и тут же, не закусывая, потребовал налить еще.