Новенькая - Алиса Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего тебе? — бросила я, так и не обернулась.
— Ты за мной следишь, — хмыкнул он.
— Вообще-то, я иду впереди.
— В любом случае, мы идём в одном направлении, мне… нравится.
— Катастрофа.
Вишневецкий догнал меня, окутал тем же ароматом, что и на стадионе, а пижонская улыбка прилипла к его лицу.
Я бы с удовольствием стёрла её своими пальцами. Или словами. Но не хотела переживать все те эмоции, которые терзали мою душу после инцидента на стадионе, ещё раз. Рядом с Вишневецким буду прятать злость и обиду в тайные карманы, а демонстрировать — равнодушие.
— Ты живёшь на Лапинской? — спросил он.
Я обернулась:
— Откуда ты знаешь?!
— Успокойся, я не слежу за тобой, посмотрел в журнале академгруппы.
Я кивнула, давая ему один балл за находчивость. Буквально вчера Ася дала всей нашей группе заполнить журнал. Мне, человеку, который никогда добровольно не раскрывал свои конфиденциальные данные, пришлось вписать в него адрес, контактный телефон, ФИО и дату рождения.
— А я ещё я узнал, что у тебя день рождения был недавно…
К чему это он?
Я промолчала, сверля взглядом многоквартирный дом. Осталось обойти его, и я окажусь во дворе. Почти на месте.
— Мы тогда ещё не были знакомы, — продолжил Женя. Он прекратил заглядывать мне в лицо, жестом велел подождать, а сам снял со спины рюкзак и, придерживая его за ручку, расстегнул один из карманов.
Я застыла на месте, не зная, что сказать или предпринять. До дома осталось десять шагов. Ладно уж, я потерплю, позволю ему сделать то, что он собирался, чтобы избавиться от дальнейшего преследования.
— К счастью, подарки можно дарить и задним числом, — улыбнулся он.
— Что ты…
Он осторожно выудил из кармана подвеску и протянул мне. Такого я не ожидала. Даже растерялась. Но если приму подарок, значит, соглашусь на игру, которую вёл Вишневецкий. Наверняка он использовал этот приём много раз, и видел на лицах девушек неподдельное восхищение.
— Бери, чего ты, — улыбнулся он ещё шире. — Это оникс, твой камень. Я загуглил. Ты же родилась 30 августа, Дева.
— Я не…
— А оникс защищает от стресса и депрессии, незаменимая вещь на журфаке.
— Ты веришь в такие вещи? — выдала я.
— Ну, я верю в то, что у каждого должен быть амулет на счастье.
Подмигнув мне, он галантно взял меня за руку и вложил в ладонь подвеску.
Она была красивой, оникс пускал солнечные зайчики и приковывал к себе взгляд. А я даже "спасибо" выдавить не смогла, всё думала и гадала, что крылось за этим жестом, делал ли Вишневецкий в жизни хоть что-то искренне? Да и нуждался ли он в моей благодарности или лишь выполнял спор, строя из себя отличного и понимающего парня?
— Если эта вещица принесёт мне успех, я дам знать, — кивнув, я почти побежала вперёд, не оглядываясь.
С этого дня в моей жизни появился нежелательный поклонник, который не давал свободно вздохнуть, буквально душил симпатией.
Вишневецкий действовал не так прямолинейно, как я предполагала, однако не позволял забыть о нём и на несколько часов.
Он заступался на меня на парах, если преподаватели высказывались слишком резко, оставлял на партах подарки, на которых писал красивым почерком с завитушками "Лере А.", и не прекращал попытки провести меня домой.
С последним пунктом ухаживаний Жени мне удалось справиться с помощью мифических дополнительных занятий по теории массовой коммуникации. Пришлось вывалить на Женю самоуверенную речь о том, что я готовлюсь к написанию курсовой работы (хотя любой вменяемый студент начинал её уже после Нового года) и каждый день уверенно идти к кабинету Лидии Степановны и ждать у дверей. Поскольку Вишневецкий после учёбы сразу ехал на секцию по теннису, то это небольшое театральное представление с лёгкостью избавило меня от его компании.
Так продолжалось четыре дня.
В пятницу я шла в университет в приподнятом настроении, поскольку от следующей встречи с Вишневецким меня вскоре будут отделять целых два дня выходных. Идя по тротуару, я забавляла себя тем, что старалась переступить каждый опавший лист клёна, но в итоге отвлеклась на смартфон. В девять двадцать мне звонили очень редкою…
"Марина"
Я неосознанно коснулась рукой груди, как будто хотела ухватить теплоту, ощущаемую около сердца.
— Марин, привет! — я сразу же приняла звонок.
— Привет, боже, как же я по тебе скучала, — призналась та.
Мы говорили первый раз за месяц, и у меня с души упал груз, который я в последнее время даже научилась игнорировать, хотя и не полностью, конечно. Марина рассмеялась в трубку и сразу же сообщила, что вернулась в город. В прошлом марте нам пришлось справляться с ситуацией, которая касалась Павла, вместе. Я была его девушкой, а Марина — сестрой.
И ни она, ни я не поверили, что наш Паша, родной и хороший, замешан в ужасном деле с изнасилованием девушек.
Чтобы не видеть брата, Марина уехала к двоюродной сестре, сбежала, как и я сама.
Первое время мы созванивались постоянно, но ближе к 1 сентября обе устали от разговоров о Павле, перешли в режим смс.
— Я думаю, мы обязаны встретиться, сегодня же.
— Да и… Подожди, ты что пропустила начало семестра?
— И сделала это специально, — хмыкнула Марина. — Да и маме на работе дали путёвку, я решила съездить. В Турцию.
— Ого, так ты отдохнувшая и загорелая?
— И с запудренными мозгами. Наталья Ивановна велела купить у неё методичку, прикинь? И мягко намекнула, что без неё зачёт не поставит…
Марина всегда умела втягивать меня в разговор, этот случай не стал исключением.
Я свернула к парку, чтобы продолжить беседу вдали от корпуса университета и случайных студентов. Её голос возвращал меня к весенним событиям и заставлял снова задуматься, зачем Павел пришёл ко мне под окно, но так и не предпринял попытку поговорить.
Поскольку больше около моего дома он не появлялся, я подозревала, что это было прощанием…
— А у тебя как дела в ФГУ? — послышались в трубке слова Марины.
— Я… нормально, наверное.
Перед глазами встало лицо Кати, насмехающейся над тем, что парни поспорили именно на меня, а потом физиономия лицемерного Вишневецкого.
За мной никто не ухаживал настолько красиво, и как противно мне становилось оттого, что за его жестами скрывалась одна фальшь. Когда Вишневецкий преподносил мне очередной подарок, я чувствовала лишь усталость. Без примеси других чувств. Я даже купила в прессе себе маленький календарь, чтобы отмечать дни вплоть до завершения этого тупого спора. Так что, нет, я была совсем не в порядке.