Будет так, как я хочу - Ольга Николаева

— Что?!! — руки похолодели. По спине прокатилась противная дрожь. Я даже вопрос задала сиплым шепотом. — Ты же шутишь, правда?

— Нет, Настюш, я абсолютно серьезен. — Это его «Настюш» звучало как приговор. Не оставляло никакой надежды. Настюшей отец называл меня только в случаях, когда о чем-то уговаривал, о чем-то очень важном и полезном, с его точки зрения, и совершенно гадком — с моей. С детства ненавидела это обращение.

— Пап, ну мы же в двадцать первом веке живем! Не в пятнадцатом! И в России, а не где-нибудь… не знаю… где еще так делают… — пыталась убедить его в глупости идеи, но слезы уже подступали, душили, не давали соображать…

— И сейчас так делают, и у нас.

— Тебе что, денег мало? Нужно увеличить состояние? Таким вот образом? Ты же говорил, что любишь меня! И что теперь?!! — злость придала сил. Я уже почти кричала на отца, а ведь раньше никогда не рисковала…

— Люблю. Потому и вынужден так сделать. — Он показался очень старым и уставшим. Как будто прямо сейчас, на глазах, несколько десятков лет прибавил. — И состояние мое тут ни при чем.

— Тогда я совсем ничего не понимаю…

— Поймешь потом. Сейчас бесполезно что-то объяснять. Просто прими как данность.

— А если я ему не понравлюсь? — в том, что этот Игорь мне по душе не придется, даже не сомневалась. Он был для меня априори монстром, козлом и уродом, каких земля еще не носила.

— Понравишься. Куда ему деваться?

— А что случилось-то, пап? Ты можешь мне нормально рассказать?

— Пока еще ничего, Настюш. — Опять это «Настюш». Резануло так, словно физическую боль причинил. — И лучше бы, чтобы не случилось.

— И вот с такими пояснениями ты хочешь отдать меня замуж за незнакомого человека? — как будто в бабушкином сериале снимаемся, честное слово… Говорила, а сама не верила, что в такой бредятине участвую.

— Я все тебе расскажу, постепенно. Пока что хватит и этой информации. Ложись спать, дочь. Утро вечера мудренее.

Спать он меня отправил… Интересно, сам-то верил, что я смогу сомкнуть глаза после таких новостей?

Не было сна, не было никаких ясных мыслей. Снова накрыли воспоминания, такие больные и такие сладкие…

— Глебушка, пожалуйста, милый… Я больше так не могу! — сама не узнавала голос, которым его упрашивала. Устала уже от пытки ласками, которые доводили до сумасшествия, но так ни разу и не закончились тем, чем должны. Глеб знал каждую клеточку моего тела, не только на ощупь, но и на вкус — облизал, искусал, исцеловал не единожды. Я себе не позволяла таких откровенностей, многого стеснялась… Бывало, и глаза закрывала, когда руки и губы до него добирались. Вот рукам и губам было фиолетово на мою девичью скромность и стыд.

— Чего не можешь, маленькая?

— Если ты сейчас не доведешь начатое до конца, я просто свихнусь! — притянула его лицо к себе вплотную, так, что лбами стукнулись. — Ты разве не знаешь, что женщинам очень вредно ходить неудовлетворенными?!

— А ты разве женщина уже? — Гад несносный. Даже в такой ответственный момент умудрился пошутить.

— Твоими стараниями, так и останусь девочкой еще лет на десять! — Лежала, придавленная его весом. Жаль, что не стояла — могла бы хоть ногой притопнуть. — Ты долго еще собираешься тянуть?

— Ты так сильно уверена, что этого хочешь? — уже не шутил. Смотрел пристально. А в глазах заворачивалось нечто… Как будто страдавший от жажды путник родник впереди увидел… Кадык дернулся, Глеб тяжело сглотнул.

— Нет, блин! Просто так, поиграться сюда прихожу. Люблю, знаешь ли, чтобы меня завели почти до обморока, а потом домой отправили! — говорила сердито, а сама уже проваливалась в густую темноту его глаз. Что-то еще хотела выкрикнуть, речь-то заранее готовила, да вот забыла, потерялась…

— Настя. Я тебя хочу до одури. Темнеет перед глазами, как сильно хочу. — Он приподнялся на локтях, обнял мое лицо ладонями. Говорил и с трудом сглатывал, черты лица как будто заострились. — Но ты понимаешь, что назад дороги не будет?

— Я все понимаю! Прекрати мне зубы заговаривать, Глеб!

— Какая ж ты еще глупенькая у меня, Настя! — хриплый шепот ласкал не хуже, чем его обветренные губы.

— Какая есть. Другой уже не стану. И просить не стану больше, я тебя предупредила!

Глеб рассмеялся сипло. Пробормотал что-то на тему распущенной молодежи, а потом сорвался — с места в карьер.

Все, что до этого мне казалось безумием, померкло. Он доводил меня до самой грани, заставлял замирать в ожидании чуда, но разрядку не позволял. Отпускал ненадолго, заставляя хныкать и безвольно сжимать колени от отчаяния, и начинал игру по новой.

— А сейчас потерпи немного… — шепнул на ухо, когда уже было непонятно: сколько можно еще терпеть-то? Обхватил руками, обвил так, что я вся, от задницы до затылка, лежала на его руках, губы закрыл поцелуем, выпил дыхание. И вонзился. Дикая боль, как будто на раскаленную иглу насаживают. Я дернулась и замерла. Боялась пошевелиться. Боялась, что заору и его испугаю. Знала же, что так бывает. Но очень надеялась, что пронесет, и мой первый раз окажется сладким, как в самых розовых сопливых романах. Не пронесло. Мы лежали вдвоем, будто спаянные, и оба боялись дышать.

Боль начала потихоньку отступать. Становилась не такой острой. Я пошевельнулась и зашипела, словно ошпаренная.

— Тише, тише, маленькая… Не торопись никуда… — Резкое движение — и мы уже больше не спаяны. Снова боль, я зажмурилась, стиснула зубы, чтобы не закричать. Не таким я себе это волшебство представляла…

Через очень долгое время поняла, что лицо зацеловывают теплые нежные губы, собирают с щек влагу… Надо же, блин, расплакалась, а так хорохорилась, так настаивала… Потихоньку начала оттаивать в горячих объятиях, расслабилась.

— И что дальше? Будем еще пробовать? — рискнула посмотреть в глаза. Сумасшедшие от беспокойства.

— Умом тронулась? Куда тебе еще-то? — даже в этой ситуации он умудрился улыбнуться.

— Ну, тебе же, наверное, надо… — не смогла вслух высказать про разрядку.

— Мне уже ничего не нужно, Настя. Угомонись. Думал, свихнусь, пока ты тут лежала и дрожала.

— А как же… ты-то ведь можешь продолжать? С тобой ничего не случилось?

— Я похож на садиста, Насть?

— Нет. Нисколько… — Вздохнула, пытаясь устроиться поудобнее. Так, чтобы неприятные ощущения хоть как-то сгладить. — Прости, Глеб, пожалуйста… — погладила его по плечу.

— Это за что это, поясни?

— Ты ведь тоже переживаешь… А я так настаивала.

— Ну, теперь ты просто обязана выйти за меня замуж! Я ж такие муки принял…

— Конечно, обязана. А что ты думал, я просто так тебя соблазняла, что ли?