Страна вина - Мо Янь

Грохнул выстрел.

Из папки вился синеватый дымок, со стены посыпались осколки. От испуга вновь ожил геморрой. Проследив траекторию пули, следователь увидел картину из смальты на сюжет «Подвигов Нечжа в Восточном море».[15]У Нечжа, которого автор представил мальчуганом, беленьким и пухленьким, пуля отбила крохотную пипиську.

— Какой меткий выстрел!

— Высунулась птичка — вот ей и конец.

Напрочь смутившийся Дин Гоуэр бросился поднимать папку, вытащил пистолет и поставил на предохранитель.

— Ведь точно на предохранитель ставил! — пробормотал он, обращаясь к обоим ганьбу.

— Бывает, и добрая лошадь подкову теряет.

— Самопроизвольные выстрелы случаются сплошь и рядом.

Снисходительные увещевания директора и партсекретаря смутили следователя еще больше. От воодушевления и героизма, с которыми он ворвался сюда, не осталось и следа. Он даже подобострастно закивал. Потом полез за удостоверением личности и рекомендательным письмом, но партсекретарь и директор замахали руками.

— Приветствуем вас, товарищ Дин Гоуэр!

— Добро пожаловать на шахту, ждем указаний по нашей работе!

Спрашивать, откуда они знают о его приезде, было неловко, и он смущенно потер нос:

— Товарищ директор, товарищ секретарь парткома, я прибыл к вам на шахту по указанию товарища N, чтобы расследовать дело о поедании младенцев, — дело очень важное и строго конфиденциальное.

Секунд десять директор с партсекретарем переглядывались, а потом захлопали в ладоши и расхохотались.

— Попрошу отнестись к этому серьезно! — нахмурился Дин Гоуэр. — Цзинь Ганцзуань, нынешний заместитель начальника отдела пропаганды и агитации горкома Цзюго, — главный подозреваемый по этому делу, а ведь он с вашей шахты.

— Верно, — подтвердил то ли директор, то ли партсекретарь. — Начальник отдела Цзинь когда-то работал у нас учителем в начальной школе, товарищ очень способный и принципиальный, единственный в своем роде.

— Вот и расскажите о нем!

— Сейчас выпьем, поедим, а заодно и поговорим.

Возразить Дин Гоуэр не успел: его уже вели в банкетный зал.

2

Здравствуйте, почтенный учитель Мо Янь!

Позвольте представиться: Ли Идоу.[16]Я кандидат наук, занимаюсь исследованиями в Академии виноделия Цзюго. Ли Идоу — мой литературный псевдоним, уж извините, что не сообщаю настоящее имя. Вы сегодня в литературных кругах человек известный (я не преувеличиваю), и Вам ли не знать, зачем мне псевдоним. Телом я в Цзюго, а душой в литературе, всецело бултыхаюсь в ее безбрежных, как океан, просторах. Вот почему мой научный руководитель, а также отец моей жены, муж моей тещи, мой тесть — «гора Тайшань»,[17]если высоким слогом, а если запросто, «тесть», и всё — профессор Юань Шуанъюй часто выговаривает мне, что я, мол, занимаюсь не своим делом, даже подбивает дочку развестись со мной. Но мне не страшно, за литературу я «заберусь на гору ножей, промчусь через море огня», за нее «пропаду и зачахну, не жалея, что слишком широк стал халат».[18]Я ему всегда отвечаю: «Что значит заниматься не своим делом? Толстой был военным, Горький работал в булочной и мыл посуду, Го Можо[19]учился на врача, Ван Мэн[20]был заместителем секретаря пекинского отделения Новодемократического союза молодежи. Разве все они не отказывались от профессии, чтобы заняться литературным творчеством?» Тесть не оставляет попыток переубедить меня, но я, по примеру Жуань Цзи[21]лишь презрительно поглядываю на него искоса. Только не очень у меня это выходит, не получается полностью скрыть исполненный гнева взгляд. Но ведь у Лу Синя[22]это тоже не получалось, верно? Однако Вы всё это знаете, что я Вам голову морочу. Это все равно что декламировать «Саньцзыцзин»[23]у ворот Конфуция, демонстрировать искусство владения мечом перед Гуань Юем[24]или рассуждать о том, как пить вино, перед Цзинь Ганцзуанем… Но, как говорится, вернемся к нашему повествованию.

Почтенный учитель Мо Янь, я с большим вниманием ознакомился со всеми Вашими великими творениями. Преклоняюсь и падаю ниц перед Вами, испытал божественное наслаждение, душа словно покинула этот мир и попала в нирвану. Это какая-то «Нирвана феникса» Го Можо, «Мои университеты» Горького. Но более всего восхищает Ваш настрой никогда не пьянеющего божества вина. Я читал Ваше эссе, где Вы пишете, что «вино и есть литература», «не может рассуждать о литературе человек, не разбирающийся в вине». От этих слов будто озарило, будто пелена с глаз упала. Вот уж действительно, «распахни сердце и ороси ведром „маотай“».[25]Так, как я, в вине разбирается не более сотни людей на этой планете. За исключением Вас, конечно. От истории вина до его изготовления, классификации, химического состава и физических свойств — все это я знаю как свои пять пальцев, поэтому так увлекся литературой. Считаю, что и сам могу создавать литературные произведения. Ваши суждения станут для меня чаркой вина, которая придаст уверенности, как та, что подала Ли Юйхэ[26]его мать, тетушка Ли, перед тем как его арестовал Хатояма. Теперь, наставник Мо Янь, Вы, должно быть, понимаете, почему я написал Вам это письмо? Примите земной поклон от ученика!