Остров спокойствия - Нора Робертс

Эсси увидела мужчину, быстро идущего сквозь толпу потрясенных людей. Плотного сложения, шатен, с короткой стрижкой. Вот он повернул и побежал к своему сыну.

На руках у Рида Брэди взвизгнул:

– Папа!

Майкл забрал сына у Рида, обнял, осыпал поцелуями его голову, его лицо.

– Брэди, слава богу, слава богу. Ты не ушибся? Что-нибудь болит?

– Мама упала, и я не мог ее найти. Меня нашел Рид. Он сказал, что мы должны сидеть очень тихо и ждать хороших парней. Я сидел очень тихо, даже когда он посадил меня в шкаф.

Глаза Майкла наполнились слезами, когда он встретился взглядом с Ридом.

– Ты Рид?

– Да, сэр.

Майкл вытянул руку, обнял Рида за плечи.

– Я никогда не смогу тебя отблагодарить. Мне много что нужно тебе сказать… – Он замолчал, заметив кровь на брюках и туфлях Рида. – Ты ранен!

– Нет. Вроде нет… Это не моя. Это… – Слова замерли на его губах.

– Ладно. Слушай, я должен унести отсюда Брэди. Тебе нужна помощь?

– Надо найти Чаза. Я не знаю, что с ним.

– Сейчас.

Майкл пересадил Брэди на бедро, вытащил рацию.

– Я хочу к мамочке.

– Хорошо, дружок, только сначала мы поможем Риду.

Пока Майкл говорил по радио, Рид огляделся. Столько огней, все вокруг яркое и размытое. Столько шума. Говорят, кричат, плачут. Он увидел мужчину, стонущего, истекающего кровью, на носилках, которые загружали в машину «Скорой помощи». Женщина в одном ботинке – струйка крови текла по ее лицу, – прихрамывая, ходила кругами и звала Джуди, пока кто-то в форме не увел ее прочь. Девушка с длинным хвостом каштановых волос сидела на бордюре и разговаривала с полицейским. Она все мотала и мотала головой, и ее глаза – тигрового цвета – мерцали, отражая крутящиеся огни.

Рид увидел телевизионные фургоны и еще больше мигалок за желтой полицейской лентой. За лентой толпились люди, многие выкрикивали имена. Его поразила ужасная мысль: не все им ответят…

Внутри родилась дрожь. Дрожали желудок, кишечник, сердце. В ушах загудело, перед глазами стало темнеть.

– Эй, Рид, присядь на минутку. Я разузнаю о твоем друге.

– Нет, мне нужно… – Он увидел Чаза, выходящего с группой людей в сопровождении полицейских. – Иисусе. Иисусе. Чаз!

Он выкрикнул имя как один из тех, кто стоял за полицейской лентой, и побежал.

Симона сидела на бордюре и ждала, когда снова почувствует свои ноги. Когда вернутся чувства.

Все ее тело онемело, будто кто-то вколол ей новокаин.

– Твои мама и сестра в порядке, – донеслись слова офицера Макви.

– Где они? Где они?

– Их скоро выведут. У твоей мамы мелкие травмы. Мелкие, Симона. Они спрятались в магазине, в безопасном месте. Твоя мама получила порезы от разбитого стекла и ударилась головой. Но она в полном порядке.

Симона только и могла, что кивать.

– Мама ударилась?

– Она будет в порядке. Они сидели в безопасном месте и скоро выйдут.

– Ми, Тиш?

Она сразу все поняла по тому, как офицер Макви обняла ее за плечи. Она ничего не чувствовала, только тяжесть своих рук.

Тяжесть.

– Ми везут в больницу. О ней позаботятся, сделают все возможное.

– Ми. Он застрелил ее?

– Ее везут больницу, там уже ждут.

– Мне нужно было в туалет. Меня там не было. Я была в туалете. Тиш была там. Где Тиш?

– Нам придется подождать, пока все люди выйдут, пока все будут учтены.

– Нет-нет-нет. Oни сидели рядом. Мне нужно было в туалет. Он застрелил Ми. Он застрелил ее. Тиш. Сидели вместе.

Симона посмотрела на Эсси и все поняла. И с этим пониманием она опять начала чувствовать. Чувствовать все.

Рид стиснул Чаза в крепких объятиях, и на мгновение мир вновь стал таким, каким он должен быть. Обнявшись, они стояли перед девушкой с длинным каштановым хвостом и тигровыми глазами.

Когда она испустила бессловесный пронзительный крик, Рид прижал лицо к плечу друга.

Он понимал, что тот, кого звали этим криком, никогда больше не ответит.

Все перемешалось и спуталось; знала Симона одно: она сидит на жестком пластиковом стуле в приемном отделении больницы. И в ее руках кока-кола.

Сестра и отец сидели рядом. Натали свернулась калачиком, прижавшись к отцу, но Симона не желала, чтобы ее обнимали или трогали.

Давно ли они ждут. Пять минут? Пять часов?

Другие люди тоже ждали.

Она слышала, как называли цифры.

Трое стрелявших. Восемьдесят шесть пострадавших.

Иногда число пострадавших возрастало, иногда уменьшалось.

Тридцать шесть погибших. Пятьдесят восемь.

Цифры менялись, все время менялись.

Тиш погибла. И это не изменится.

Они ждали, сидя в жестких креслах, пока кто-то вынимал осколки стекла из раны на голове матери и обрабатывал порезы на ее лице.

Лицо матери стояло перед глазами Симоны – бледное, бледное, такое бледное под косметикой. Светлые волосы – всегда идеально уложенные – спутаны и залиты кровью.

Маму вывезли на одной из каталок; Натали цеплялась за ее руку и плакала.

Натали не поранилась, потому что мама успела затолкнуть ее внутрь магазина. Мама упала, и Натали тащила и тащила ее внутрь, пыталась спрятать за вешалкой, полной летних маек и платьев.

Натали смелая. Симона скажет ей, какая она смелая, когда сможет говорить.

А сейчас врачи должны вынуть все осколки и обследовать маму, потому что она сильно ударилась головой и на пару минут потеряла сознание.

Сотрясение мозга.

Симона знала, что Натали хочет домой – папа все повторял ей, что мама будет в порядке, скоро выйдет, и они поедут домой.

Но Симона не поедет, и никто ее не заставит.

Тиш умерла, Ми – на операции. Никто не заставит ее уйти.

Она держала банку колы обеими руками, чтобы отец снова не взял ее за руку. Не надо, чтобы кто-нибудь держал ее за руку. Или обнимал. Не сейчас.

Может, когда-нибудь.

А пока ей просто нужно ждать на жестком пластиковом стуле.

Вышел доктор, и отец вскочил на ноги.

«Папа такой высокий, – смутно подумала Симона, – такой высокий и красивый». Он был в костюме и галстуке – вернулся домой после делового ужина, включил новости. Сразу выбежал и помчался в торговый центр.

Доктор объяснял ее отцу: легкое сотрясение мозга, несколько швов.