На крыльях магии - Андрэ Нортон

— Мы не можем продержать их здесь всю ночь, пока спорим, сестры, потому что они вот-вот упадут. И я тоже.

— Мама, — произнес Эгил, как будто приняв решение, — молодая госпожа права. Нас здесь слишком много, и мы не можем все навязываться ей. Может, вы, леди, разрешите нам переночевать где-нибудь, а мы с Осебергом завтра за это отработаем.

От голода и холода заплакал ребенок. Нориель, кузнечиха, протиснулась вперед.

— Я Нориель, дочь Аурики, из клана волка, — представилась она. — В моей кузнице много места, если кто-то захочет переночевать со мной.

Хуана резко подняла голову.

— Кузница? Госпожа супруга кузнеца, нуждается ли ваш (что-то) в подмастерье?

Тяжелое простодушное лицо Нориель осветилось радостью.

— Ты предлагаешь мне подмастерье? — Она с надеждой посмотрела на Осеберга, который улыбнулся, потом с сомнением — на его мать. Та кивнула в знак согласия.

— Договорились!

Аста, дочь Леннис, внимательно разглядывала Эгила. Но вот она потянула за край тяжелого плаща мельничихи.

— Мама, эти люди кажутся такими голодными, — печально протянула она. — И старшая девушка так хорошо говорит. — Она заговорила тише. — Она кажется такой сильной , — прошептала она, так что только мать ее расслышала. — Конечно, — лукаво добавила она, — тетя Марра свернет свой нос. — Последнее замечание заставило мстительно сверкнуть глаза Леннис.

Теперь у Ароны голова болела уже нестерпимо. Она злорадно вспомнила, как все дети в деревне называют двух дочерей Леннис: Ролдин — Громилой, а Асту — Пронырой. Проныра явно хотела заполучить эту Эгил, которая так хорошо говорит, в сестры-подруги. Арона тоже. Но больше всего молодая хранительница записей хотела снова оказаться в постели. Она отыскала деревянный молоток и ударила им по столу. Все посмотрели на нее. И Арона заговорила, словно старейшая в деревне.

— Все, кто хочет принять этих людей на ночь, говорите по очереди, — попросила она, доставая со своего места у очага веретено. — Не ты, госпожа Нориэль: почему бы тебе не отвести твоих гостей к теплым постелям? И ты, госпожа Леннис, конечно, хочешь показать своим гостям, где они остановятся, и что им там будет удобно.

Леннис посмотрела на нее суженными глазами, которые кажутся такими маленькими, свиными и проницательными. Потом мельничиха резко рассмеялась.

— Ты слишком умна для девушки, которая еще вчера была ребенком. Хорошая маленькая хранительница записей, мы подчинимся твоим приказам.

Арона держала себя в руках так же уверенно, как веретено. Разумеется, грубость мельничихи, как и все остальное случившееся в эту ночь, будет точно отражено в записях. «Но ведь госпожа Леннис никогда не была слишком умной», — успокаивала себя Арона. Она снова постучала, добиваясь тишины, и указала веретеном на следующую женщину. Эта женщина начала долгое рассуждение за и против приема незнакомцев. Арона перебила ее:

— Да? Или нет? Эти бедные люди устали. — Ребенок снова заплакал.

Кто-то другой сказал:

— Не могу слышать плач бедняги! У нас только одна комната, но если ты согласна, госпожа, можете переночевать у нас.

Разве не правда, что бедняки охотнее делятся, своим добром, чем богатые? Это заслуживает афоризма, и Арона решила обязательно придумать и записать его.

Гондрин подняла руку, и Арона направила на нее веретено.

— Я хозяйка пивной и умею варить пиво. Я могу отработать в местной таверне.

Арона перевела ее слова и спросила:

— А что такое таверна?

— Место, где собираются мужчины, пьют и разговаривают с друзьями, — пояснила Гондрин и огляделась. — О! Я не вижу здесь мужчин, — неожиданно удивилась она. — Вы ведь сказали, что это деревня женщин фальконеров? Бьюсь об заклад, они не пьют… здесь… и, конечно, не разрешают вам!

Её слова вызвали каскад громких гневных голосов, Ароне начало казаться, что голова будет болеть у нее несколько дней. Она закричала:

— Тише! Госпожа Гондрин, никто не помешает тебе окунуть нос в эль. Фальконеры не говорят, что мы должны делать. Только раз в год, в гостевых домах, и только добровольцам. Их не интересует наша повседневная жизнь, а мы не показываем ее им. Сестры, кто из вас хочет помочь оставшимся? Старейшая мать спит и ее нужно уложить в постель. — Она указала на Мельбригду. Заставляя всех говорить строго по делу и не отвлекаться, она надеялась добраться до постели еще до рассвета. Иначе вообще не удастся поспать.

Одна из он-куриц начала свое утреннее приветствие, и Арона застонала. Теперь они будут кричать весь день. Почему никто из старейших не берет это дело в свои руки? Это их обязанность. Нет, они поглощены обсуждением последствий длительного пребывания чужаков. Неожиданно Арона сказала:

— Прошу прощения, старейшие. Я заболела.

Престарелая Флори, дочь Алы, вдруг вспомнила, что она целительница и одна из старейших, и прошла к тому месту, где сидела, едва не падая в обморок, Арона.

— Великая Богиня, дитя, ты бледна, как снег! Вы, дуры, выходите отсюда! Встреча переносится в деревенский зал. Это дело нельзя было взваливать на плечи девочки. — Она поддержала теряющую сознание хранительницу записей. — Идти сможешь, дитя?

— Я помогу, — оживленно предложил Осеберг: он и его новая приемная мать подошли с любопытством. Арона вспомнила, что кузнечиха застенчива, но в то же время очень любопытна. Нескладный юноша взял девушку под руку, но затем рука его украдкой передвинулась на грудь Ароне. Та убрала ее.

— Ну, нельзя винить парня за шутку, — тихо и весело сказал Осеберг. — Ты сама сказала, что ты не девушка. Как насчет того, чтобы мы с тобой?..

Арона постаралась вырваться.

— Я смогу идти сама, — разозлилась она. Потом повернулась к нему. — Почему ты обращаешься со мной, как с кошкой? — громко выпалила она. — Перестань! Неужели нашей деревне нужен второй громила?

Хуана, слышавшая этот разговор, презрительно фыркнула. Если эта девка настолько бесстыдна, что открыто говорит о том, что с ней сделали, о ней не стоит думать. Но Осеберга нужно предупредить, чтобы он не попался в ее ловушку. У нее их, конечно, много. Она взяла парня за ухо.

— Пошли, — твердо проговорила она.

Флори уложила Арону в постель в задней комнате Дома Выздоровления, где девушка проспала два дня. Такой головной боли в истории ее семьи не было. Пришельцы устраивались жить в принявших их семьях. Отныне деревня Риверэдж никогда не будет прежней. «Мне всего четырнадцать лет», — думала Арона, лежа с мокрой тряпкой на глазах и превозмогая боль.

Арона проснулась в Доме Выздоровления, у ее постели сидела старшая хранительница записей. Девушка села, потерла глаза и плеснула в лицо ледяной воды из кувшина, стоявшего рядом.