Адаптация - Валерий Былинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я захлебнулся и едва не заплакал, испытав в ту же секунду приступ стыда, который чуть было не превратился в дикий смех – так мне хотелось испепелить этот вежливый голос за мою откровенность к нему. И когда я уже собрался швырнуть эту чертову трубку, голос вдруг спокойно посоветовал:
– Пойдите в ночную аптеку и купите снотворное. Примите две таблетки и ложитесь спать.
– Хорошо, – сказал я. – Спасибо. – И положил трубку.
Какое-то время я сидел в абсолютной тишине. Вскоре стали простукиваться шумы, цоканье молоточков настольных часов. Взглянул на кресло напротив – никаких коричневых призраков. Приступ прошел.
Я оделся, вышел на улицу, прошелся до ночной аптеки и купил пачку снотворного. Сонная продавщица оказалась хорошенькой и была не в восторге оттого, что ее разбудили.
Вернувшись в квартиру, я выпил две таблетки, лег и почти сразу заснул.
Утром сквозь сон я слышал, как за окном на жестяной подоконник садились голуби и хлопали крыльями по стеклу.
Месяца через три я случайно наткнулся на цифры номера телефона доверия, который я записал на обоях карандашом, чтобы не забыть. Мне захотелось уже просто из интеллектуального любопытства вновь поговорить с тем пожилым психологом. Но краснощекий, с пухлыми поджатыми губками голосок мне ответил, что у них в отделе старики не работают и не работали никогда.
«Расскажите мне о своих проблемах» – попросили губки. «Не стоит» – сказал я. «Что?» – переспросили в трубке. «У меня не стоит» – зачем-то ляпнул я. «Чудненько, – обрадовался голосок, – сейчас я опускаю свою руку вниз и немного задираю себе платье. У меня очень стройные ноги, кстати. Так вот, представь, я веду, тоненько так, пальцами себе по коленке вверх, ты хотел бы, кстати, поцеловать меня туда, а? Ну вот, я скольжу пальчиками вверх…»
Пробормотав «спасибо», я положил трубку. Стащил с горки журналов на шкафу книгу «Москва для всех», открыл первую страницу. Смотрю внимательно – несколько колонок с адресами «Телефонов доверия». Карандашом обведен тот самый номер, по которому я в ту ночь звонил. Сверил его с номером, написанным на обоях карандашом. Тот самый.
Звоню опять.
«Расскажите мне о своих проблемах», – просят губки.
«Чудненько», – помню, подумал я тогда.
В Москве живет 8 миллионов человек. С приезжими – 12, то есть в полтора раза больше. Соотношение женщин и мужчин – 55 к 45. Наибольшее количество красивых девушек можно встретить именно здесь, на московских улицах. Наибольшее количество одиноких людей обоего пола – тоже здесь. Как и в Нью-Йорке, Риме, Токио, Киеве. Одинокие люди варятся в каше себе подобных, но пар составить не могут. Они охотно идут на быструю сексуальную связь, легко сходятся и расходятся, но глубоких отношений между ними, как правило, не возникает.
В Москве, в отличие от западных крупных городов, человеческое одиночество еще не стало рекламным брендом и пищей для бизнеса. Хотя, как и на Западе, большинство средневозрастных людей обоего пола в Москве радостно делают вид, что им все нипочем и они вовсе не одиноки. Но клубы и специальные вечеринки для знакомств считаются у нас по большому счету ущербным времяпрепровождением, свидетельствующим о том, что ты неудачник или неудачница. Знакомства по Интернету еще не стали банальностью, как в западных странах. Идти на прием к психотерапевту решаются немногие, да и мало существует в России такого рода психологической помощи для преодоления депрессий и стрессов.
В какой-то степени все это говорит об остатках здоровья нации. А точнее – о раздвоении желаний. Наши женщины и мужчины, став на западный путь разумного эгоизма, все еще не хотят признавать, что обречены при этом быть тотально одинокими. Они еще не выработали в себе, как на Западе, ген одиночества, приучающий человека к тому, что одиночество комфортно и даже социально необходимо.
Но долгое пребывание в состоянии: «1+1=1» рано или поздно меняет природу любви. Любовь не может постоянно выходить из одного объекта и тут же возвращаться в него. Да она и не выходит, она просто замкнута внутри человека, будто курсирует по каким-то его лишним кровеносным сосудам.
Как при ежедневной мастурбации или самовнушении, это замкнутое вращение чувств и эмоций высушивает организм, забирает у него энергию, которая, по естественной природе, должна направляться на объект снаружи, как это происходит, например, при молитве. А бурление любви в самом себе порождает неврозы, вспышки тоски и отчаяния. Некоторые интуитивно заводят собак или кошек, попугаев, рыбок, часами беседуют с кем-то в Интернете, посещают клубы по интересам, путешествуют, – и эта бодрая суета заменяет любовь человека к человеку, немного услаждает, приглаживает, но вряд ли успокаивает душу.
Те из одиноких женщин, которым удалось родить ребенка вне брака, посвящают ему свою любовь и довольны, что вот хоть так, наполовину, не остались одинокими мастурбантками. А некоторые вообще забывают свою плоть, отдаваясь служению ребенку и работе, как монахини Богу. Среди одиноких мужчин тоже ширится и растет философия стороннего отцовства – когда считается, что пусть лучше у тебя будет сын или дочь, которых ты видишь по воскресеньям, раз в месяц, пусть даже один раз за всю жизнь, чем его не будет вообще. Но переливание чувств из пустого в порожнее внутри самого себя не может быть вечным – цикл замедляется, рано или поздно ток любви останавливается, как перестает работать невозможный по физическим законам вечный двигатель. Не найдя выхода и не получая источников подпитки, человеческая любовь кончается, словно вода в колодце.
После снотворного я все еще лежал в полусне и в ясном сознании, какое бывает после сильной усталости и последующего длинного безмятежного отдыха, когда мир как бы полупроснулся для тебя и говорит, ласково и нежно: «Ну вот, видишь, как хорошо, радостно и тепло за окном? Все это ждет тебя, поэтому давай-ка, вставай и забудь все плохое, что было вчера…»
Зазвонил телефон. Я взял трубку.
На улице стоял яркий солнечный день.
– Привет.
Это была бывшая подруга, на которой я хотел жениться. Пока она не приехала из Америки в американских джинсах made in Honduras. Сейчас она работает в банке, платит кредит на покупку квартиры и носит строгие офисные костюмы от среднеизвестных фирм. По субботам одевается во что-то полегкомысленнее и появляется в свете: выставки, театр, ночной клуб. Втайне страдает от одиночества, меняя мужчин, но не меняя своего к ним отношения – так что, в отличие от меня, стойко держится в седле современности, полагая, что такова жизнь.
– Что делаешь?
– Ничего. Отпуск на работе хочу взять. – Я сказал это бессознательно, совершенно не думая об отпуске всего секунду назад.
– Отпуск? Куда поедешь?
– А надо куда-то ехать?
– Конечно. Зачем же еще отпуск? В отпуске надо отдыхать.
– Ну хорошо, поеду, – сказал я.