Реаниматолог. Записки оптимиста - Владимир Шпинев

Надо сказать врач на скорой сработал идеально – недолго думая, стукнул током через дефиблиллятор. Разряд прошел через сердечную мышцу и навязал ему нормальный синусовый ритм. Его даже в реанимацию не положили.

Но через некоторое время вызвали меня. Он на кровати, бледный, грузный мужчина.

– Что случилось?

– Да вот, в туалет пошел, стало плохо. Сердце будто переворачивается в груди.

Сняли ЭКГ. Частые желудочковые экстрасистолы. Давление чуть повышено. Решил со стрельбой током обождать, не та ситуация. Ввели антиаритмический препарат, пощупал пульс, кажись, стало меньше ненужных сокращений.

Распорядился перевести его в палату интенсивной терапии. А проходы узкие, кровати мешают, тяжко такого поднимать. Дали кислород, подцепили кардиомонитор.

– Лучше?

– Чуть лучше.

Продолжили капать стабилизирующий ритм препарат. Через час он запросился сходить в туалет. Но нет, рано гулять. Запретили.

К утру совсем ожил. Ритм идеальный.

Утром коллега спросила:

– Что чувствуешь, когда помог деду?

Я просканировал свои ощущения.

– Да никаких ощущений, – пожал плечами я.

– Радости нет?

– Нет, да ничего особенного мы ему не сделали…

– Это синдром выгорания наступил, раз нет радости от помощи больному.

Я спорить не стал. Может, и действительно подустал. Сегодня с суточного и снова в ночь…

Некоторое время назад привезли парня…

Худощавый, правильные черты лица. Пьян в стельку. Сломана левая рука, нога в нескольких местах, таз чуток рассыпался. Ушиб легкого, слева. Объективно, кислорода ему не хватало, натянули кислородную маску. Под анестезией вытянули конечности, стабилизировали кости.

Пока пьяный, по горячим следам выяснилось, что он:

Версия первая, пьяная. Женат, сын, любовница. Вечно с этими треугольниками не все хорошо. Поругался с женой, взял сына с собой и друга, поехали куда-то на хату. Нахерачились в квартире на четвертом этаже. По сотовому начались выяснения отношений. Отношения перешли на балконную комнату, градус отношений постоянно накалялся, и он вышел на улицу. Так бочиной и шлепнулся.

Версия вторая, трезвая.

К утру парень, протрезвев, начал вспоминать. «Вчерась бухнули немало, все как в тумане. Никаких суицидальных попыток не было. Просто встал на тумбу, чтобы снять белье. Тумба качнулась, и улетел…»

Через несколько суток его жизни уже ничего не угрожало, и мы перевели его в травматологическое отделение.

Там я его и увидел. Лежит улыбается, поздоровался он и его симпатичная жена.

«Это хорошо, что любит и переживает». Может, и правда – просто выпал?

Работая в реанимационном отделении, невольно стал понимать, что все эти слова про грехи, что болезни нам достаются за дела наши, что уроды получат свое, про месть свыше, все это настолько не соответствует действительности.

Что просто приходит понимание, когда ложишься спать здоровым, что если прошел день и ты не подхватил какую-нибудь хворь и твое тело способно доставлять радость и тебе комфортно в нем, то просто радуйся. Радуйся каждому мгновению здесь и сейчас. Старайся проживать каждый день как последний, это не просто слова, это действительность.

У нас пациент лежит, полный мужчина, за пятьдесят. Он не доставляет нам хлопот, не ворчит, хотя иногда нахлынет на него обида за свою судьбу, и он немного взбрыкнет в ответ на наши бесконечные заборы крови и манипуляции. Умные карие глаза полны печали, он, наверное, постоянно прокручивает в голове: за что ему даются все эти испытания? Испытания, давшиеся ему от обычных медицинских процедур, от которых обычные люди совсем не страдают, а он вот лежит изможденный на реанимационной койне, не в силах самостоятельно встать с постели. А ведь чуть больше года назад он был активным мужчиной с тысячью планов.

Вот уже год прошел, как у него прихватило сердечко, появились боли за грудиной, одышка, на электрокардиограмме выявили ишемию миокарда.

Ему сделали коронарографию – ввели специальное вещество в артерии сердца и нашли забитый бляшкой сосуд. Установили стент – расширили это место специальным аппаратом, восстановили кровоток.

Оно бы все ничего, стало лучше сердцу, и одышка ушла, и ишемия. А вот почки в ответ на введение контрастного вещества пострадали. Они перестали держать белок, организм стал терять немыслимое количество строительного материала. Белок, кроме своей естественной функции, он еще и держит вокруг себя молекулы воды. Если белок в сосуде, то в сосудистом русле кровь жидкая, если белок уходит в ткани, то ткани отекают, если белок уходит в унитаз, сосуды перестают держать воду, и она снова уходит в ткани.

Вода везде. Она в животе. Она в сердечной сумке, она в плевральных полостях.

Но до того как на мужчину снизошли отеки, еще в тот период, когда было не все так плохо, ему назначили обычную дозу обычного для людей, перенесших стентирование, препарата для разжижения крови. И кровь стала настолько жидкая, что начала собираться везде. У него под глазами образовались под кожей громадные кровоизлияния. Пострадали внутренние органы. В конце концов лопнула печень и кровь рекой потекла в живот. Его прооперировали. Еле спасли.

И вот он у нас. Изначально весь отекший, как подушка. Сердце его готово было в любую минуту остановиться от тесноты в сердечной каморке – перикарде. Там было почти литр жидкости! Толстой иглой, под контролем ультразвукового исследования, коллега-реаниматолог проткнул перикард и удалил часть жидкости.

Ему стало чуть легче. Но одышка у него практически не уменьшилась, а всему причиной стало большое количество жидкости в плевральной полости. Из за нее, он даже не мог повернуться на спину и на другой бок. Да– да, он постоянно спал на одном боку! Представляете мучения?

Хирург проткнул ему плевральную полость и удалил два литра жидкости. Два литра! И вот после этой процедуры он наконец обрел некую радость жизни.

Я вот смотрю на него и понимаю – насколько наша жизнь хрупка. Ведь такие осложнения развиваются у одного на сотню тысяч пациентов, и он выхватил сразу два несчастливых билета. И вот он сейчас рад тому, что может лежать на другом боку, и он пользуется этим. Сегодня он впервые за несколько дней встал с кровати, пусть при помощи наших сестер, и он безмерно рад этому.

То, что мы делаем автоматически, не думая об этом, он делает так, словно преодолевает космос.

Он категорически против того, чтобы умереть, и он готов перенести любые процедуры от нас, медиков, лишь бы ему стало легче. И как только ему станет действительно легче, мы постараемся его отправить в ту клинику, где разберутся с его почками.