Царская доля - Герман Иванович Романов

Алексей обернулся к столпившимся стрельцам, у доброго десятка он видел серебряные кругляшки медалей на ленточках. Подошел к прапорщику с седыми усами и одиноким «кубарем» в петлицах, отрывисто спросил:

— Поведай за что медалью награжден, и ран у тебя сколько?

— За баталию под Лесной, великий государь, и позлащеную копейку имею за Крымский поход князя Голицына. А ранен семь раз — и турками, и татарами, и шведами!

— В церковь ходишь к причастию?

— А как же, государь, грешен азм!

— А ты?

— Дважды ранен, царь-батюшка, — сержант с двумя «треугольниками» смотрел на Алексея преданными глазами, в которых плескалось море обожания, что государь отметил его своей дланью. — А медаль за победу над кораблями свеев у Гангута дадена — первым при абордаже на вражью галеру забрался! Вот крест святой!

— Говорите все, у кого медали за победы дадены — а то перед вами бахвалиться гвардеец только может али как?

— У меня медаль за Калиш! Ранен трижды!

— За победу у Васы!

— Награжден за Полтавскую баталию! Трижды кровь пролил!

— За Полтаву тоже — в ногу пуля попала, до сих пор хромаю!

— У меня также!

— И я сподобился!

— Четыре раза ранен! Татары плечо стрелой пробили! За поход на Азов пятью рублями награжден!

— А я червонным за взятие Казы-Керменя!

Алексей поднял руку, и выкрики стихли — все же в «стремянные» отбирали лучших из лучших, ветераны все.

— Все вы за веру и землю русскую сражались, а этот гвардеец за поместье, за то, что «подменный» царек его деток крестил и деньги пожаловал. Не за православие он воевал, а за царя, что наградами его баловал. Сам ведь сказал, а вы его слышали. Так ведь?!

— Слово сказано было!

— Слышали его!

— Ничего про веру нашу не сказал!

— Сам он христопродавец!

— Язык ему вырвать поганый!

Выкриков было много, пошли даже хулительные. Гвардеец замычал, задергался, лицо от напряжения покраснело — но его держали крепко, а через кляп он мог только мычать. Алексей же поднял руку, вновь добившись тишины среди стрельцов.

— А я вам сейчас скажу почему. Хотите узнать правду?!

Наступила полнейшая тишина, все притихли, даже гвардейцы, а драгуны из лейб-регимента даже шеи стали вытягивать, чтобы расслышать слова молодого царя.

— Мой отец, государь Петр Алексеевич, отплыл за море в неметчину двадцать лет тому назад, а там злобный Франчишко Лефорт подменил его на человечка похожего видом, повадками и манерами. Колдовством своим поганым взял, вот только одного не учел — веры нашей православной! Видели вы, христиане, чтобы «царь», коего Петром Алексеевичем именуют, службы церковные от начала до конца стоял, пост соблюдал, к причастию ходил, святым отцам поклонялся?! Дозволил ли он патриарха всей землей русской избрать на соборе освященном, облегчил ли он подати тяжкие, на православный народ наложенные?!

Наступила зловещая тишина, а потом небольшая площадь взорвалась криками, причем орали даже пленные драгуны. Да и лица у многих приняли такое выражение, словно все разом «прозрели», и теперь увидели то, что раньше не замечали.

— Сам зрел, как монахов палкой гонял!

— И в церкву не ходит, точно!

— А патриарха только недавно в Москве освятили!

— Люда православного в болотах петербуржских погубил уйму!

— Какое причастие?! Да он церковь обходит!

— Семь шкур ныне со всех дерут — раньше столько не брали, ни царевна Софья, ни царь Федор!

— Бороды приказал сбривать!

— Траву никоцианскую курить насильно повелел!

«Глас народа — глас божий! Все собрали — пора им правильное направление дать. Это я с нужных слов зашел — нынешнее правление многих до печенок достало, вон как взъярились!»

Алексей снова остановил выкрики, и негромким голосом стал выкладывать главные аргументы, которые посчитал убойными. И к своей великой радости увидел, как на импровизированный митинг пришли князь-кесарь и новоявленный глава Посольского Приказа Петр Андреевич Толстой, что ехал во второй карете.

— И что это за «отец» мой, что вернувшись из заморских земель, приказал жену свою, что мне матушка, благоверную царицу Евдокию Федоровну в монастырь упрятать без вины всякой и не хотел с ней встречаться. Али забоялся что супруга в нем мужа не признает?! И мыслимое дело для русского православного царя на солдатской шлюхе жениться?!

— Для царя нет, а вот для еретика лютеранского запросто!

Подошедший священник, непонятно как пробравшийся к нему, встал рядом, вздев над головой наперсный крест. И громко заговорил густым басом, накрыв хорошо поставленным голосом служивых:

— И видел я не раз, как падал он земно, как бился в падучей, как пена изо рта его текла, как словами непонятными кричал. А ведь всем вестимо, что так человек себя ведет, когда его бесы одолевают! Оттого и бьет христопродавца, корежит его нечистая сила!

— Видел я это!

— И я зрел!

— Бесы его терзают, бесы!

— Грехов много — люда сколько растерзал и замучил!

— Бился «подменыш», прямо в церкви при клире и боярах! И после в собор не хаживал!

В последнем выкрике Алексей узнал голос князя-кесаря, но его вклад уже не играл роли — о припадках знали многие, даже второй гвардеец, доселе молчавший, явно смутился, видимо припомнив, как вел себя в приступе «падучей» Петр Алексеевич.

— А потому предан еретик, называющий себя царем московским Петром Алексеевичем, всем собором освященным анафеме! А мы все должны молить благоверного царя нашего Алексея Петровича, чтобы оберег народ православный от нужд тяжких, защитил веру наши от лютеранских и папских ересей, да оборонил мечом булатным земли русские! Спаси и сохрани державу и всех нас, великий государь!

Все присутствующие на площади опустились на колени, и бояре, и стрельцы, и подошедшие в большой массе горожане. И так же сделали плененные лейб-драгуны и молчаливый гвардеец, что Алексея изрядно удивило — преображенец был далеко не трус, сражался храбро, и пощаду не вымаливал. Но видимо доводы принял во внимание и сделал для себя определенные выводы, раз склонил колени и голову.

— Обещаю вам, дети мои, что править буду милосердно, судить справедливо, а жить по совести и с христианским смирением. Все подати отменяю, окромя подушной подати и посадских сборов — это в своем манифесте сказал и подтверждаю своим словом. И крест в том целую!

Алексей истово поцеловал поднесенный наперсный крест и подошел к драгунам, что продолжали стоять на коленях, хотя все встали. Сделал над собой усилие, всхлипнул, и негромко заговорил.

— Понимаю, по незнанию на меня пошли с оружием. А потому отпускаю вас! Прошу только об одном — догоните товарищей своих, поведайте им о том, что здесь произошло, что вы сами видели и