Война кукол - Людмила Белаш

— Гъю, бахалян, гюна та лагу! (Ты, уродина, с дороги!) — хрипло выкрикнул он с оскалом, угрожающе прянув на нее. Дымка, хоть и могла активно защититься от него — ее Первый Закон, если не вводились специальные поправки, учитывал только землян, — лишь приветливо и чуть укоризненно улыбнулась:

— Акана гъю калегема диа бахалум? Гъю манахи са лингауш? (Зачем ты назвал меня уродиной? Ты понимаешь на языке линго?)

— Батам. Пур, — растерянно выдохнул воришка, судорожно озираясь. — Аа… мне надо бежать, понял, да? Бай-бай!

— Я хотела сказать тебе — спасибо. Большое спасибо, — Дымка заступила ему дорогу. — Ты решил одну мою проблему, и я у тебя в долгу. Хочешь, я взамен решу твою?

— А, ну тебя! — махнул тот отверткой, но чуть замешкался, глядя, как Дымка садится во флаер.

— Ну, как хочешь, — вздохнула она, доставая из сумочки плату-отмычку, подаренную ей на день рождения Маской. — Я как раз собираюсь угнать эту тачку. Пожалуйста, закрой дверцу и уходи, не привлекай ко мне внимания, ладно?

— Не, погоди! — он всунулся в салон, зачарованно глядя, как она взламывает панель и ставит плату. — Ты, это… серьезно?!.

— Как будто ты не видишь!..

— Ийиии! Я с тобой! Меня зовут Габар, а тебя? — он непринужденно полез через нее на соседнее сиденье, по пути ловко пихая ворованный терминал в объемистую наплечную сумку.

Когда Хиллари вбежал на стоянку, он застал там лишь слабый вихрь поднятой флаером пыли и прямоугольный силуэт, уходящий за обрез крыши дома напротив; трэк уже был у него в руке, и номер был набран:

— Группа усиления, говорит Хармон! Мой флаер захвачен куклой Банш! Немедленно взлет! Сейчас — район церкви Доброго Сердца, дальше по пеленгу! — и уже спокойнее добавил: — Наблюдателям — отследить, куда был предпоследний звонок с моего трэка.

* * *

Преимущество Лилик было в том, что за ней никто не следил. Сама мысль о том, что домашний киборг может уйти без команды, без задания, по собственной инициативе, была абсурдна. Конечно, хозяева где-то что-то слышали о Банш и даже однажды, обеспокоившись, тестировали свою милую Лилик на наличие ключей Банш — но диагност «Роботеха» заверил их, что девочка невинна, будто только что сошла с конвейера.

Лилик оставила хозяевам записку в электронном блокноте; за образец она взяла предсмертное послание Уэль Куин из сериала «Холодная страсть» (никогда не знаешь, что тебе пригодится из кратковременной памяти) и набила следующее:

«МИЛЫЕ МОИ! НИКТО НЕ ВИНОВАТ В ТОМ, ЧТО СЛУЧИТСЯ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ. Я САМА ОСОЗНАННО ИДУ НА ЭТО. ПРЕЖНЯЯ ЖИЗНЬ ОПОСТЫЛЕЛА МНЕ. БЫТЬ МОЖЕТ, ТАМ, ЗА ГРАНЬЮ НЕДОЛГОЙ БОЛИ, МНЕ ОТКРОЕТСЯ НОВЫЙ, СВЕТЛЫЙ И РАДОСТНЫЙ МИР, ГДЕ МЫ КОГДА-НИБУДЬ ВСТРЕТИМСЯ И ОБНИМЕМ ДРУГ ДРУГА. ДО ВСТРЕЧИ! Я ЛЮБЛЮ ВАС! ЦЕЛУЮ — ВАША ЛИЛИК».

К уходу из жизни Лилик подготовилась основательно — собрала кое-какую одежду в большую сумку, взяла украшения (заодно и хозяйкины — ведь их можно продать и на вырученные деньги накормить голодных, а хозяйку хозяин любит и без всех этих маленьких штучек), прихватила пару кредиток, пару сотен наличкой из потайного сейфа, зажигалку, трэк, ножницы, ножик, укладку со швейными принадлежностями, немного еды из холодильника, свои пищевые брикеты и документы на себя саму.

А Маска и Косичка уже ждали ее в условленном месте, опершись о стоящие на лапках мотоциклы. Тут вообще была стабильная сходка вывернутых тинов и тинок на всяких колесах; дочери Чары тут лишними не казались. Был здесь и тот, кого Маска глумливо называла тренером Косички — так, ничего себе, по имени Родрик, а по кличке Гребешок. Не сказать, чтоб он в Косичку вмазался, но как в первый раз предложил ей, сразу по-дружески протянув плитку сольвы: «На, зажуй!», так с тех пор подкатывал все время с разговорами. Вот и сейчас он взгромоздился на ее машину и подстрекал проехаться, а Косичка все отнекивалась, вымогая комплименты мотоциклу и себе, но ехать с ним не собиралась, потому что дело мамы и отца — важнее развлечений.

Тем временем неживые мужчины и женщины из группы усиления уже погрузились в два легких летающих танка «флайштурм», и дверцы еще не закрылись, когда «флайштурмы» вместе рывком поднялись в воздух с давящим на уши и мозг тяжелым стоном. Пилоты, объединив по радио свои Giyomer А, действовали как единое целое; задача — определить местонахождение флаера Хиллари, сблизиться и вынудить к посадке; если кукла-угонщик попытается скрыться — загнать флаер в небо над Пепелищем или Руинами и там сбить.

* * *

Дверца, вскрытая Габаром, закрылась неплотно, и Дымка вела флаер, дав крен градусов десять на правый борт, чтоб дверь не распахнулась на лету; высоты Дымка не боялась, но это было бы опасно.

Пары беглых взглядов вскользь ей было достаточно, чтобы и запомнить своего неожиданного попутчика, и уточнить его расовый тип. Габар был тьянга на все сто — по окрасу строго чепрачный, шерсть от светло-куньей до марса коричневого, средней длины (и старательно подстриженная, кстати), ровная, полужесткая; глубокие карие глаза, прямой профиль (правда, без переносицы, но это мелочь) и бледно-розовые губы с кофейной каймой. Со своей стороны, и Габар изучал храбрую тинку-угонщицу — родившись в Сэнтрал-Сити, где девяносто с хвостом миллионов гладкокожих землян-эйджи, где на них завязаны все видео и вся реклама, он привык любоваться эйджинками, как и единокровными мохнатками, но ЭТА была особенная. Она знала тьянгуш, которым владеет дай бог один из двухсот централов — и то потому, что он сам мохнатый, полисмен в Тьянга-тауне или Яунджаре или работник службы ассимиляции. Она не болела ксенофобией, которая так достает иногда. Она запросто увела флаер, который стоит тысяч семьдесят бассов — как в магазине тиснула журнальчик. И она улыбнулась ему!! Он с отверткой, а она — губки месяцем! Ийиии! И красивая она, умрешь — глазищи, волосы как ветер, ноги длинные, и вся как тонкая пружина.

— Дым, — уже запросто спросил он, — а ты на заказ угоняешь, да?

— Нет, я так — покататься; полетаю немножко — и брошу в Руинах.

— Бууу, здорово! — Габар в восторге щелкнул пальцами. — А какую ты проблему мне решить хотела? Ну, я — понятно, флаер откупорил, а ты что?

— Так, чепуха, — коротко пожала плечами Дымка. — Я избавляю тебя от встречи с военной полицией.

— Йуу… — обескураженный, но пока еще не струсивший Габар пошевелил носом. — Что, все так взаправду, да? А почему так?

— Это флаер одного большого чина из оборонки. Я захотела сделать ему бяку, а ты мне помог. Вот я и взяла тебя, чтоб тебя потом на стоянке не схватили и не потрясли как следует. Ты ведь очень заметный, — прибавила она, как будто извиняясь, что это она родила Габара вот таким, мохнатым. — Да, ты держись получше, я сейчас буду садиться; мне надо позвонить, а тебе — бежать бегом.

— Ааа… мы увидимся, да? — неожиданно вырвалось у Габара то, что он даже не думал, а где-то внутри чувствовал.

— Ну, я не знааааю… — с неопределенной грустью протянула Дымка, когда флаер ухнул вниз, а желудок Габара подкатился к горлу. — Мы в расчете, да? — разговорное тьянское «да» уже отложилось в практической части пользования языком. — Знаешь, в нашем квартале не любят, если гладкая идет с мохнатым. Освищут, облают, а то и похуже.