Элеанор Олифант в полном порядке - Гейл Ханимен

Внимательно проштудировав за выходные все доступные в Интернете фотоданные, я заключила, что в его глазах есть что-то особенно завораживающее. У меня они примерно того же оттенка, хотя даже близко не столь прекрасны, поскольку в них не содержится такой мерцающей медной глубины, как у него. Глядя на эти фотографии, я о ком-то вспомнила, но воспоминание было смутное, неясное, будто лицо, затянутое льдом или скрытое в дыму. Точно такие же глаза, как у меня – на маленьком лице, широко распахнутые, беззащитные и полные слез.

Как глупо, Элеанор. Досадно, что я, пусть даже на короткий миг, позволила себе поддаться сентиментальности. В конце концов, в мире полно людей, у которых такие же светло-карие глаза, – это научно установленный факт. С точки зрения статистики, я неизбежно встречалась с кем-то из них взглядом в самой рутинной жизненной ситуации.

Но меня волновало и нечто другое. Все исследования показывают, что в партнеры мы выбираем себе тех, кто привлекателен примерно так же, как мы сами: как говорили римляне, подобный подобному радуется. Такова норма.

Никаких иллюзий я не питала. В плане внешности он тянул на десять баллов из десяти, в то время как я… даже не знаю, на сколько. Но не на десять, это точно.

Конечно же, я надеялась, что он не ограничится поверхностным впечатлением, заглянет глубже, но при этом понимала, что его профессия требует партнера, который будет выглядеть как минимум презентабельно. В шоу-бизнесе главное – визуальный образ, так что он не может появляться на людях с женщиной, чью наружность простаки сочтут неподходящей. Я прекрасно это осознавала. Чтобы соответствовать ему, мне придется очень постараться.

Он выложил новые фотографии: два портрета в профиль, вид слева и справа. На обеих он выглядел совершенно, оба профиля были абсолютно одинаковы – он объективно, в буквальном смысле, не имел плохих сторон. Разумеется, симметрия – главный критерий красоты. Это еще один пункт, по которому ученые сошлись во мнениях. Интересно, каким должен быть набор генов, чтобы дать такое великолепное потомство? Есть ли у него братья или сестры? Если мы когда-нибудь будем вместе, я, вполне возможно, их увижу. Мои познания о семье и, в частности, о сиблингах весьма ограниченны в силу… несколько нетрадиционного воспитания.

Мне жаль красивых людей. Как только человек обретает красоту, она тут же начинает ускользать, превращаясь в мимолетную иллюзию. Это должно быть нелегко: все время доказывать, что ты и сам чего-то стоишь, надеяться, что окружающие заглянут глубже и полюбят тебя самого, а не твое великолепное тело, сияющие глаза и густые шелковистые волосы.

В большинстве профессий чем старше ты становишься, тем лучше выполняешь свою работу, приобретая уважение в силу своих лет и накопленного опыта. Но если работа связана с внешностью, все происходит с точностью до наоборот. Как же это печально. А еще, наверное, трудно терпеть злобу всех этих жестоких, завистливых, менее привлекательных людей, обиженных на твою красоту. С их стороны это в высшей степени несправедливо. В конце концов, красивые люди не просили делать их такими. Несправедливо не любить людей из-за привлекательности, так же как несправедливо не любить их из-за безобразия.

Меня ничуть не задевает, когда окружающие реагируют на мое лицо, выступающие белые контуры шрама, который тянется через всю правую щеку, начинаясь у виска и заканчиваясь на подбородке. На меня оглядываются, пялятся, обо мне перешептываются. Было утешительно думать, что он все поймет, ведь на него тоже без конца обращают внимание, хотя и совсем по другой причине.

Сегодня я воздержалась от «Телеграфа» в пользу другого материала для чтения и потратила просто неприличную сумму на небольшую подборку женских журналов – хлипких и аляповатых, толстых и блестящих. Каждый из них предлагал свой спектр чудес, простых, но обещающих переменить жизнь к лучшему. Раньше я никогда не приобретала подобные товары, хотя время от времени и листала, дожидаясь своей очереди в каком-нибудь учреждении или в приемной врача.

Я с разочарованием отметила, что нормальных кроссвордов в них нет. Только один предлагал сканворд о жизни звезд мыльных опер, который оскорбил бы даже интеллект семилетнего ребенка. За деньги, потраченные на эту маленькую стопку, можно было бы купить три бутылки вина или литр самой качественной водки. Тем не менее, после тщательных размышлений я все же пришла к выводу, что они представляют собой самый надежный и доступный источник требуемой информации.

Эти журналы расскажут мне, какую одежду и обувь носить и какую сделать стрижку, чтобы выглядеть надлежащим образом. Из них я узнаю, какую косметику необходимо купить и как ее использовать. Таким образом я растворюсь в толпе приемлемости. На меня больше не будут глазеть. Ведь моя конечная цель заключается в том, чтобы мимикрировать под самую обычную женщину.

Мамочка всегда называла меня страшной, уродливой, мерзкой. С самого раннего возраста, даже еще до того, как я приобрела шрамы. Поэтому я была рада, что предстоят перемены. Взволнована. Я – чистый холст.

Вечером, моя поврежденные руки, я посмотрела на себя в зеркало над раковиной. Вот я, Элеанор Олифант: длинные, прямые каштановые волосы до пояса, бледная кожа, лицо, изрезанное письменами огня. Слишком маленький нос и слишком большие глаза. Уши: ничего особенного. Примерно среднего роста и такого же среднего веса. Я изо всех сил стремлюсь во всем быть средней. Слишком уж часто на меня обращали внимание. Пожалуйста, проходите, здесь нет ничего интересного.

В зеркало, как правило, я гляжусь нечасто. Но шрамы тут абсолютно ни при чем. Дело в тревожащем меня наборе генов, который смотрит на меня оттуда. Я вижу слишком много мамочкиных черт. В своем лице я не могу разглядеть ничего от отца, потому что никогда его не видела, и, насколько мне известно, фотографий его не существует. Мамочка почти никогда о нем не упоминала, а в тех редких случаях, когда все же приходилось, называла не иначе как «донором гамет». После того как я нашла значение этого слова в «Новом кратком Оксфордском словаре английского языка» (от греческого γαμέτης, то есть «муж», – может, это юношеское этимологическое приключение стало той искрой, которая воспламенила во мне любовь к классической филологии?), я в течение многих лет размышляла об этом странном стечении обстоятельств. Даже в столь нежном возрасте мне было понятно, что искусственное зачатие представляет собой антитезу необдуманной, спонтанной, незапланированной беременности, и что принять подобное тщательно взвешенное решение может только серьезная женщина, самоотверженно стремящаяся стать матерью. Опираясь на факты и мой собственный опыт, я просто не могла поверить, что мамочка относилась к их категории, что ей до такой степени хотелось ребенка. И, как выяснилось позже, была права.

В конечном итоге я набралась храбрости и напрямую потребовала рассказать об обстоятельствах моего создания и дать исчерпывающую информацию об этом мифическом доноре сперматозоидов, моем отце. Как и любой другой ребенок на моем месте – а если учесть мои обстоятельства, может, даже больше, – в своем воображении я уже наделила моего отсутствующего родителя определенной внешностью и характером. Мама хохотала до упаду.