Версальская грешница - Елена Коровина

Малец заверещал еще пуще – со странным восторгом и наслаждением. Видно, так понравилось ему прикосновение девушки.

Соня в ужасе смотрела на голого идиота. Или он был не идиотом, а юным сластолюбцем? Ишь, как в истоме закатились его глаза, а все «хозяйство» зашевелилось, когда он запустил туда свои похотливые пальцы. Ясно, настоящей мужской силы в нем еще не было, но от этого все выглядело еще более омерзительно.

Соня, конечно, видела голых мальчишек. Но только мраморных – скульптуры. Те были приятны и часто озорны. Один прижимал к себе лисенка, другой выковыривал занозу из ступни, третий, смеясь, натягивал лук. Но этот юный Котик был отвратителен. И его Соне придется учить?!

У девушки перехватило дыхание от отвращения. Ни за что! Она уже двинулась было к двери, когда прямо ей навстречу влетела нянька.

Увидев сцену мальчишеского сластолюбия, она не возмутилась и не пришла в недоумение. Она просто стукнула голого мерзавца полотенцем:

– Ты опять за свое! Оденься как положено!

Костик еще более радостно взвизгнул и выскочил из кухни, натягивая штаны.

– Господи! – пролепетала Соня. – Что это?

– А ничего! – рявкнула нянька. – Дите, оно и есть дите. Непорочное. Не ведает еще, что творит!

– Его же доктору показать надо! – прошептала Соня.

– К чему это? – тупо удивилась нянька. – Ну, балует ребенок. И что? У нас все свои. Стесняться нам нечего! И ты не тушуйся. У нас сытно и тепло. Ты кофту-то скидывай. Блузочки хватит, у нас жарко натоплено. Иди и залу, сейчас туда барин пожалует. Кальсоны только натянет…

– Что? – ахнула Соня.

– Кальсоны, – как ни в чем не бывало ответила нянька. – Да у нас все свои. Мы без стеснения. В брюках-то жарковато будет. Иди!

И нянька подтолкнула ошалевшую Соню в коридор. Девушка вышла и тут же наткнулась на хозяйку. Та шла, покачиваясь, одетая в капот, расшитый лентами и кружевами, но полы капота распахивались, и Соня в уже почти животном ужасе увидела под полами длинные темно-розовые панталоны. Да что же это?..

Соня кинулась к выходу. Но цепкая рука хозяйки подхватила ее.

– Чего летишь, учителька? Раздевайся, проходи!

Соня взвизгнула похлеще Костика и вырвалась из хозяйской руки:

– Пустите!

– Чего она? – прохрипела мадам Копалкина, икнув.

И тут только Соня поняла, что и хозяйка была пьяна.

– Котик спужал, – ответила нянька.

– Не боись, – икнула мадам. – Он тихий. Просто привычка такая. Еще когда совсем малышом был, не мог уснуть, если не покажет кому-нибудь свое «хозяйство»…

Но Соня, уже не слушая, кинулась ко входной двери, подхватив шубейку. Но мадам опередила ее.

– Ишь ты, какие мы пугливые! – захохотала она, самолично открывая замок. – Небось образованная!

Замок открылся. Соня выскочила. Вниз по лестнице! Сзади все еще доносился хохот Копалкиной и хихиканье няньки. Да и выползший в коридор Котик подхрюкивал за нянькиной юбкой. Вот вам и «приезд гувернантки в купеческий дом»!..

Девушка прислонилась к стене у подъезда дома. Перед глазами плыли круги, и все вспоминалось сладострастное личико юного безобразника: рот полуоткрыт, из него слюна капает…

Соня тряхнула головой – хватит! Не думать! Не вспоминать! Не было этого безобразного пьяного и сексуально озабоченного семейства. Не ходила Соня в апартаменты купца Копалкина. Она просто пришла на Кузнецкий мост посмотреть на рождественские подарки…

Но отключить память не так-то просто. Теперь понятно, почему купец готов платить «учительке» такие большие деньги. Понятно, почему согласен взять даже Соню, с ее гимназическим аттестатом. Наверное, опытные учителя давно отказались обучать мерзкого мальчишку. Вот и приходится папаше раскошеливаться.

А может, Соня – дура, и надо было взяться за работу? Стишок да песенка по-французски – разве это много за 5 рублей в урок? Но тогда выходило, что за 5 рубликов Соня готова терпеть мерзости и скабрезности? Конечно, можно на все смотреть легче. Костя Копалкин еще ребенок, что он может сделать, кроме как поглумиться? Но ведь есть еще и папаша. А кто знает, что может прийти ему в голову по отношению к бедной нанятой «учительке»?..

Нет уж! Никаких денег не надо!

Девушка медленно вздохнула, стараясь унять сердцебиение. В конце концов, что она так переживает, будто сама выкинула дурную шутку и оскорбила невиновного? Это она невиновна и ее оскорбили!

– Пардон, мадемуазель, не могу ли я чем-то помочь?

Какой-то молодой мужчина в отлично скроенном велюровом пальто окликнул Соню.

– Нет, месье, благодарю! – машинально выпалила Соня и только тут поняла, что беседа ведется на французском языке.

– Позвольте хотя бы проводить вас!

Мужчина предложил Соне руку. Но девушка, еще не пришедшая в себя после мерзкого визита, отпрянула:

– Прошу, оставьте меня!

Соня выскочила из-под арки подъезда и кинулась наверх по Кузнецкому мосту. Ноги сами привычно завернули налево к Большому театру. В голове пронеслось:

«Как глупо! Человек помочь хотел, а я ему нагрубила!»

Москва, декабрь 1875

Театральная площадь у Большого и Малого театров уже неделю как была превращена в предрождественский базар. На его праздничный гомон и выскочила Соня – где люди, там безопасно.

Пряный запах апельсинового счастья ударил в голову. Рождество всегда ассоциировалось у Сони с круглыми оранжевыми заморскими плодами, каждый из которых заботливые продавцы заворачивали в белую папиросную бумагу. Тогда «солнышки» выглядывали из нее, словно из-под облаков.

Нынешний базар гордо демонстрировал груды лакомств – золоченые грецкие орехи соседствовали с пронзительно-желтыми лимонами, обернутыми в серебряную фольгу. Ароматические свечи даже на морозце ухитрялись источать свой притягательный аромат праздника. Благовония, раскупаемые под Рождество, придавали необычайный, мистический, чисто московский оттенок обычному городскому базару, на котором продукты-то частенько были далеко не первой свежести.

Базилик, мирра, эвкалипт и смирна забивали запашок портившейся рыбы или подгнивающих солений. Как и полагается на большом базаре, купцы с завидным стремлением пытались сбыть просроченный товар. Но ведь и москвичи не зевали – пусть рыбка немного с душком, зато ведь не за рублик продается, а за копеечки. А у кого рублики-то лишние, те могут и в дорогие лавки пойти, нечего по базарам и рынкам шляться.

Однако для Сони и на дешевеньком базаре было притягательное место – в тех рядах, откуда неслись завораживающие запахи кофейных и какао-зерен из пестро раскрашенных железных банок. Соня сглотнула слюну. Как же она любит свежемолотую арабику! Ох, нет – любила…