Париж на час - Анна Дубчак

Это сейчас у нас большая квартира, и у каждого по своей комнате… Да и вообще все это не важно. Меня эта сторона семейной жизни вообще никогда не интересовала. Моя подруга Тая, с которой я всегда всем делюсь, считает меня фригидной женщиной. Думаю, она права. Возможно, я этой своей фригидностью сделала несчастливым своего мужа…

Кажется, я отвлеклась. Так вот, она позвонила ему, что-то сказала, и он вернулся на кухню бледный. Я сразу поняла, что что-то стряслось, что кто-то умер. Ну или произошло что-то непоправимое, понимаете? Непоправимое, это когда уже ничего нельзя сделать, поправить. Вот такое у него было лицо. Я спросила его, конечно, что случилось и кто звонил. Было бы неправильно промолчать. К тому же любопытно было. Ваня ответил, что его друг умер.

Не скажу, что знаю всех его друзей, но тех, с кем он играет по выходным в преферанс, знаю. Все молодые, крепкие мужчины. Холеные такие. Ненавижу! Сидят себе, попивают коньячок, закусывают лимончиком. Вот уверена, что у каждого из них есть любовницы, что все они ведут двойную, а то и тройную жизнь, развлекаются, как хотят, пока жены воспитывают их детей и стирают им рубашки. Нет, я понимаю, конечно, что дело не в рубашках и не в тарелке супа, что все это глупости. Тут в другом дело.

У большинства нас, женщин, все-таки чувство ответственности развито больше, чем у мужиков. Все-таки у нас дети, и мы, так уж заложено в нас самой природой, несем за них ответственность. Это мужчина может прийти домой под утро, и от него будет нести алкоголем и женскими духами, а женщина — она же должна накормить детей, уложить их спать, прибраться и выспаться перед новым рабочим днем…

— Убили его, — вдруг сказал он, возможно, неосознанно желая поделиться со мной, причем поделиться не только своей бедой, но и собственным удивлением, мол, представляешь — убили! Убийство — это же криминал, такое случается нечасто и заставляет задумываться окружающих: за что? Когда человек умирает от болезни, все вокруг него тоже, конечно, задумываются, мол, вот, проглядел человек, вовремя не обратился к врачу. Но это все размышления, своеобразная примерка ситуации на свою жизнь, на свое здоровье. А вот убийство…

— Я знаю его?

— Нет, — замахал Ваня руками, — нет, не знаешь. Так, один знакомый.

— И как же его убили и, главное, за что?

— Зарезали… Да кто ж знает, за что… Но все равно страшно… Вот жил человек, и вдруг его нет.

— На улице напали, пырнули ножом?

Я иногда задаю такие вопросы, от которых сама же и прихожу в ужас. Словно вылетающие из моего рта слова не проходят через мозг. Вот с чего я, к примеру, взяла, что его пырнули ножом на улице? Думаю, сработали время от времени возникающие в моей голове картинки из сериалов. А что, да, я смотрю сериалы и нисколько не стесняюсь этого. Это Ваня путь стесняется того, чем он занимается с этой шлюхой Лариской, а сериалы — что в них плохого?

И тут вдруг Ваня подошел ко мне и заглянул мне в глаза. Он долго так смотрел, и я испугалась еще больше.

— Ты чего? Ваня?! — меня тогда просто мороз по коже пробрал.

— Это Вершинина убили.

Он сказал это так, словно это должно было произвести на меня впечатление. Но я не знала на тот момент никакого Вершинина.

— Мужа Ларисы убили, — Ваня тогда своей откровенностью и желанием взвалить на меня свой страх все равно что зарезал и меня. Он признался мне в том, что убили мужа его любовницы, признался, как близкому человеку. Как если бы я была его сестрой, к примеру. И чего он тогда ждал от меня? Сочувствия? Я тогда не сразу, конечно, поняла, чего он испугался и как далеко (он же шахматист!) ушли его мысли. Подумала, что я должна пожалеть его любовницу. Кажется, я тогда выругалась матом. Резко так, жестко.

— Дура, они же сразу подумают на меня! Что это я его убил!

— А это ты его убил? — снова сказал мой рот.

— Вера, — он взял меня за плечи, и я почувствовала, как сильно его пальцы впились в меня, он явно хотел причинить мне боль. — Ты чего несешь-то? Я никого не убивал! Ты слышишь, дура?! Я никого не убивал! Я вообще был дома!

И тут я вдруг поняла, чего он по-настоящему испугался. Ведь он в тот момент оказался в моей власти! Я могла уничтожить его, избавиться от него! Отомстить ему, наконец, за все те унижения, которым он подвергал меня последние годы, изменяя мне.

— Ну, не убивал и не убивал, — сказала я, чувствуя, как мой рот злорадно улыбается. Думаю, что в тот момент он как раз действовал в полном согласии с моей головой.

На улице потемнело, Седов машинально включил лампу. Большая, с блестящим, изумрудного цвета продолговатым плафоном, она как ни старалась, не могла добавить уюта в казенную холодноватую обстановку кабинета следователя следственного комитета.

Дело только открыто, а документов уже целая папка, и это самое начало! Можно себе представить, что будет дальше. Опросы свидетелей, результаты экспертиз, протоколы допросов…

Первым человеком, с которым Седову удалось побеседовать о жертве, была его жена, точнее — теперь уже вдова, Лариса. Задавая ей вопросы и не всегда получая ответ, Валерий предположил, что супруги жили каждый своей жизнью, хотя что-то все-таки удерживало их друг возле друга. Возможно, привычка, даже привязанность, но, скорее всего, устроенный быт, комфорт, теплая и уютная нора, куда каждый может возвратиться после пережитых страстей, чтобы прийти в себя, отдохнуть, а то и зализать раны, нанесенные кем-то другим, третьим.

Итак, супружеская пара Михаил Вершинин и Лариса, его жена. Как это ни странно, но похищенная, вернее, добытая незаконным путем женская щетка для волос из квартиры Вершининых сыграла довольно важную роль в сборе информации об этой паре. Следов Вершинина в квартире нет, не считая его крови на полу да смазанных отпечатков пальцев на ручке входной двери. А вот «пальчики» его супруги Ларисы повсюду: на посуде в кухне, в ванной комнате, в спальне… Создавалось такое впечатление, будто бы Лариса вообще там проживала, пользовалась зубной щеткой, касалась мыльницы, дверных косяков, чашек и рюмок, ручек буфета и сахарницы, некоторых предметов интимного характера, точнее, сексуального, которых было немало в спальне. Что она, такая чистая с виду женщина, могла делать в этой берлоге разврата и грязи? Только одно — встречаться там со своим любовником. Или любовниками. Может, это она снимала эту квартиру для встреч? Но тогда что помешало ей превратить эту квартиру в уютное чистое гнездышко?

Так рассуждал Седов поначалу, до того, как второй раз допросил хозяйку квартиры — Катю.

— Да, я сдавала квартиру, но не этому мужчине… — Лицо Екатерины Рыжовой, белое в тот момент, когда она увидела распростертое на полу тело мужчины, порозовело, она часто задышала. Все, кто видел ее в этот момент, подумали, что ей стало плохо, что еще немного и она лишится чувств. Алик Гарин даже потянулся к своему чемоданчику за нашатырем.

— А кому? — Седов вывел ее из комнаты в кухню, усадил за стол. Со стороны могло показаться, что это он хозяин, а не наоборот, настолько неуверенно она себя вела в собственной квартире.