Лира Белаква - Филип Пулман

– Вижу, один стрелок у вас уже есть, – заметил Ли.

Поляков обернулся.

– Вы знакомы с мистером Мортоном?

– Я слышал о нем.

– Тогда позвольте, я вас представлю. Мистер Мортон! Подойдите к нам, будьте добры.

Качнувшись, долговязая фигура отделилась от стены, и Мортон вразвалку зашагал к ним, не вынимая трубки изо рта. Одет он был элегантно: черный сюртук, узкие брюки, высокие сапоги. Под сюртуком на бедрах угадывались очертания револьверов.

– Мистер Мортон, это наш новый сотрудник, мистер Ли Скорсби. Мистер Скорсби, это Пьер Мортон.

– Боюсь, вы слишком торопите события, мистер Поляков, – возразил Ли, игнорируя Мортона. – Я передумал. Вы не сможете заплатить столько, чтобы я согласился работать с этим человеком.

– Как вас там зовут? – переспросил Мортон. – Я не расслышал.

Голос у него был низкий и спокойный. Деймон-змея поднял голову, похожую на драгоценный камень, и уставился на Эстер. Ли погладил зайчиху по голове и в упор посмотрел на Мортона.

– Меня зовут Скорсби. И всегда так звали. А вот у вас, когда мы в последний раз встречались, имя было другое. Вы тогда говорили, что ваша фамилия Макконвилл.

– Никогда вас раньше не видел.

– Значит, у меня зрение лучше вашего. И вам не стоит об этом забывать.

Все голоса в комнате стихли, все лица обратились к ним. Казалось, воздух между двумя мужчинами потрескивает от напряжения, и даже Поляков выглядел растерянным, переводил взгляд с одного на другого, как будто он торопился вернуть себе контроль над ситуацией, который у него вдруг отобрали.

Однако первой заговорила Ольга. Она ела пирожные и совершенно ничего не заметила. Промокнув губы, она спросила громко, как будто в комнате еще стоял гул разговоров:

– А у вас в стране, мистер Мортон, есть медведи?

Мортон-Макконвилл моргнул и повернулся к ней. Но его деймон продолжал смотреть на Эстер.

– Медведи? Да, мисс, думаю, что есть.

– Вот ужас! – сказала она и по-детски поежилась. – Папа собирается избавиться от всех медведей.

Поляков пожал сначала одним плечом, потом другим, словно боксер, разминающий мышцы, и шагнул вперед, встав прямо перед Ли.

– Думаю, вам пора, Скорсби.

– Уже в пути, сенатор. Счастливо оставаться.

– Не смейте меня так называть!

– Ох, простите. Всякий раз, как вижу заносчивого хвастуна, так сразу кажется, что передо мной сенатор. Обознаться-то нетрудно. Всего хорошего, мисс.

Даже Ольга заметила, что атмосфера в гостиной изменилась. Ее милое глупое личико обратилось к Ли, потом к отцу, к Мортону и снова к Ли. Никто не обращал на нее никакого внимания, – только Ли быстро улыбнулся ей и с сожалением отвернулся. Однако не она была последней, кого он увидел, выходя из комнаты, и даже не Мортон. С краю в толпе подпрыгивал поэт и журналист Оскар Сигурдссон, и его глаза горели радостным предвкушением.

– Так что мы решили? На какой мы стороне? – спросила Эстер, когда они вернулись в маленькую и холодную комнатку пансиона.

– Черт меня побери, Эстер, – сказал Ли, в сердцах запуская шляпу в угол. – Ну, почему я никогда не могу удержать проклятый язык за зубами!

– Да у нас и выбора-то не было, – возразила она. – Этот мерзавец прекрасно помнил, где мы встречались.

– Думаешь?

– Точно тебе говорю.

Ли сбросил башмаки и на всякий случай достал револьвер из кобуры. Он проверил барабан, решил, что тот крутится слишком туго, и раздраженно потряс головой: где теперь взять масло? После того шторма, когда Ли использовал револьвер в качестве молотка, случая пустить оружие в ход у него не было, и теперь проклятый механизм заело. И ведь надо было им застрять на острове, воняющем всеми мыслимыми сортами масла, а у тебя самого при этом ни капли смазки!

Он бросил револьвер на пол и растянулся на кровати – спать. Эстер беспокойно свернулась рядом на подушке.

Пьер Макконвилл был наемным убийцей, на его счету было по меньшей мере двадцать жизней. Ли повстречал его как-то в Дакоте. Перед тем, как выиграть в покер свой воздушный шар, он целое лето работал на Ллойда, хозяина одного ранчо. На этом ранчо произошел самый обыкновенный спор из-за раздела земли. Однако спор этот перерос в небольшую войну, которая, прежде чем дело сумели уладить, унесла жизни дюжины человек. Конкурент Ллойда нанял Макконвилла, чтобы тот отстреливал его людей одного за другим. Прежде чем его поймали полицейские из Рапид-Сити, он успел убрать троих: двоих работников ранчо застрелил издалека и не попался, а потом совершил ошибку – затеял в салуне, за картами и выпивкой, ссору с племянником Ллойда, юным Джимми Партлеттом, и грохнул его при свидетелях, готовых поручиться, что убитый первый начал… Вот только один из них передумал и рассказал, как все было на самом деле.

Макконвилл позволил себя арестовать с таким видом, словно выполнял мелкую формальность. Ему предъявили обвинение в убийстве, но продажные или напуганные присяжные его оправдали. После чего он, разумеется, застрелил чересчур совестливого свидетеля – прямо на улице, в открытую, даже не пытаясь прятаться. У полицейских нашлось неотложное дело в Рапид-Сити, и они уехали. Но это было второй ошибкой Макконвилла: стражи порядка, хоть и неохотно, но все-таки развернули лошадей и снова арестовали его. После короткой перестрелки, Макконвилла схватили и повезли в тюрьму – на этот раз в столицу округа. Правда, он туда не доехал. Полицейских, которые его сопровождали, больше никто не видел. Все решили, что Макконвилл ухитрился перестрелять их и скрыться, а там и мистер Ллойд решил, что вся эта история ему надоела, продал ранчо по дешевке сварливому соседу и уехал в Чикаго.

На том суде Ли довелось сидеть на скамье свидетелей: он видел гибель одного из работников ранчо, а еще его просили описать характер юного Джимми Партлетта. Костлявое лицо Макконвилла, его долговязая фигура, глубоко посаженные черные глаза и огромные руки… – такое захочешь, не забудешь. И уж тем более взгляд, которым он через весь зал смотрел на свидетелей обвинения: оценивающий, холодный, расчетливый, без признаков каких-либо человеческих чувств.

А теперь Макконвилл явился в Новый Оденсе и охраняет политика, а Ли был так глуп, что надерзил ему.

Посреди ночи Ли встал по нужде. Он ощупью пробирался по темному коридору, набросив для тепла пальто, когда Эстер прошептала:

– Ли! Слушай…

Он замер. Из-за двери слева доносились приглушенные горькие рыдания.

– Это мисс Ланд?

– Да.

Не в правилах Ли было оставлять девушку в беде, но он решил, что если мисс Ланд узнает, что он слышал, как она плачет, ее это расстроит еще больше, и продолжил свой путь на цыпочках и ежась от холода, и так же прокрался назад, надеясь, что пол не скрипнет и не выдаст его.