Шоу для завистницы - Лариса Кондрашова

— Покорми ребенка, я подожду.

Она повела вокруг прекрасными голубыми глазами, словно в поисках места, хотя бы похожего на трон, и, не найдя, осторожно присела на краешек стула, используемого нами вместо дежурной вешалки.

Мишка как ни в чем не бывало принялся сосать грудь, для верности обхватив ее крепкой ручонкой. Нормальный здоровый мальчишка. Почему он плохо спал ночью, мне было непонятно. Как и врачам детской консультации, куда я его носила.

— Меня зовут Марина Константиновна, — сказала женщина.

— Догадываюсь.

Я стала приходить в себя и злилась от того, что она застала меня врасплох. Мишка между тем, не понимая, что в жизни матери происходят такие значительные события, спокойно дал уложить себя в кроватку и принялся сосать кулачок, безмятежно глядя в потолок. Марина Константиновна поднялась и подошла к кроватке.

— Глаза не наши, — сказала она веско. Немного помолчала и добавила: — А уши наши, с этим не поспоришь.

Глаза у сына были мои, серые. Уши он в самом деле взял папины. Остренькие, как у лисенка, плотно прижатые.

— Дай мне свой паспорт, — вдруг сказала Лаврова.

— Зачем?

— Нужно.

Какая нормальная женщина бы подчинилась? А я, пожав плечами, достала из сумки и протянула ей документ.

— Пожалуйста.

Она исподлобья взглянула на меня, ничего больше не сказала и ушла, осторожно притворив за собой дверь. В этот день она больше не пришла. В конце концов я даже стала беспокоиться и мысленно составлять заявление в милицию с объяснением, что паспорт выкрали у меня из сумочки в трамвае.

Но она появилась. На другой день после обеда. Зашла в комнату и скомандовала:

— Собирайся!

— Куда?

— На новое место жительства.

На мгновение у меня мелькнула сумасшедшая мысль, что она решила взять с собой нас с Мишкой, но взглянув на холодное отрешенное лицо, поняла: не для этого Марина Константиновна сюда приехала.

Я вынула из-под стула свою дорожную сумку и обвела взглядом комнату: с чего начинать сборы?

— Возьми только необходимое. Для ребенка. Ну и белье для себя.

Она отдавала мне короткие команды. Как служебной овчарке.

Я подчинялась, не переставая удивляться собственному послушанию. Эта женщина действовала на меня словно гипнотизер. Подумалось даже, что протяни она мне нож и прикажи: ударь себя, — я послушаюсь, воткну нож себе прямо в сердце.

Такси остановилось у элитного дома в центре города, где, я знала, квартиры стоили очень дорого. По крайней мере мне не по карману. Да и никому из моей родни.

Лаврова, да что там, моя свекровь, взяла из багажника сумку и лишь кивнула мне на сверток с Мишкой. Мол, выноси.

И пошла вперед, только у самого подъезда придержав для меня с Мишкой на руках дверь. На лифте мы поднялись на четвертый этаж, и свекровь ключом открыла дверь.

Она сняла для нас жилье?

— Эта теперь твоя квартира, — сказала она, опуская на пол сумку и кивая на стол. — Вон документы на нее.

— А мебель?

— Я купила ее с мебелью. Если не понравится, купишь себе другую.

Квартира была однокомнатная, но такая большая, что путем небольшого переоборудования из нее вполне можно было сделать двухкомнатную. Здесь стояла даже абсолютно новая детская кроватка с матрасиком, детским бельем — несколькими пакетами памперсов и кучей игрушек.

Когда же она все это успела?

— Нравится?

— Нравится, — кивнула я.

— Тогда подпиши.

Лаврова положила на стол какую-то бумагу и, почувствовав, что я вдруг заколебалась, слегка подтолкнула меня к ней.

Невольно стряхнув с плеча ее руку, я взяла листок и стала читать. Это было написанное от моего имени заявление, что я согласна на развод с Евгением Лавровым и никаких претензий к отцу ребенка не имею.

Не подписывать? Но что это даст? Женя ко мне больше не вернется. Никогда! Почувствовав, что в моей голове заметались мысли, похожие на панику, я все же взяла себя в руки и твердо вывела на листке свою добрачную фамилию.

— Напиши в скобках — Лаврова.

Я написала.

Она громко вздохнула, как если бы до последнего времени не верила, что у нее это получится. Потом полезла в сумку и выложила на стол связку ключей.

— Три комплекта. Два замка. Есть цепочка. Закрывайся. Говорят, у вас разгул криминала.

В ее голосе как будто прозвучала забота. Правда, без капли доброты. Так в транспорте может сказать тебе о чем-нибудь нейтральном посторонняя женщина.

— Считай, что я выкупила у тебя своего сына. Мы с мужем прикинули и решили, что больше сотни тысяч долларов он не стоит. Да и то потому, что родился в нашей семье. А это — то, что осталось.

Лаврова выложила на стол две пачки долларов и несколько — рублями.

— Прощай. Ты сама виновата. Надо было меня слушать. Я знала, что этим кончится.

И пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она повернулась ко мне:

— Ты, конечно, можешь послать меня к черту, но выслушай напоследок один совет: никогда не ходи по дому распустехой. Поднялась с постели — прими душ, нанеси легкий макияж и надень кокетливый домашний костюмчик. Можно не успеть позавтракать, но не успеть привести себя в порядок ты не должна!

С тем она ушла.

Я упала в кресло и уставилась перед собой. Мишка так и спал завернутый в одеяло, словно теперь наконец он попал туда, куда хотел, и отсыпался за весь свой прошлый недосып.

«Надо бы его перепеленать», — подумалось мне, но силы отчего-то покинули меня. Я так и продолжала сидеть, ничего не соображая, не умея вот так сразу дать оценку тому, что со мной произошло.

Значит, теперь у меня есть квартира?

И у меня есть деньги?

И у меня нет мужа?

Озаренная соответствующей мыслью, я вскочила и подбежала к столу. Открыла паспорт. В графе «Семейное положение» стояло теперь два черных штампа. Один — о регистрации брака, другой — о расторжении. Моя бывшая свекровь позаботилась обо всем.

Мишка приходит из своей комнаты и забирается ко мне на колени.

— Мама, ты почитаешь мне книжку?

— Вообще-то ты бы мог и сам почитать.

Сын научился складывать слоги еще в пять лет, но не слишком любит читать любимую книжку в одиночестве в своей комнате.

Понимая, что таким образом он получает долгожданное общение с матерью, я беру книгу и начинаю читать наше с ним любимое стихотворение: