Дом на Фиалковой улице - Элен Бронтэ

После того как все домашние дела были закончены, дети уложены в постель, все колыбельные пропеты, а сказки рассказаны, оставалось еще немного времени, чтобы поболтать, обсудить происшествия минувшего дня и занятия на завтра.

Джейн подвинулась, чтобы подруга могла сесть с ней рядом на старую прогнившую скамью, но Мэй покачала головой и осталась стоять — скамья не внушала ей доверия.

— Надо пригласить плотника, пусть спилит то старое дерево и сделает нам скамейку, а для девочек построит домик для игр. — Джейн немного подумала и добавила: — Да, мне понравились Крейтоны. Пока это самые приятные люди из всех, что нас навестили.

— Это неудивительно, раз они молоды, а все остальные наши гостьи — солидные дамы, столпы местного общества.

— И как ты думаешь, эти столпы сочли нас достойными того, чтобы быть причисленными к избранному обществу Бромли? — Джейн посмеивалась, но ее тон выдавал некоторое беспокойство.

Как и Мэй, ей хотелось расширить свой привычный круг, найти настоящих друзей. После шумного поместья леди Файдуэлл Джейн иногда скучала по бурной, насыщенной событиями и происшествиями жизни, хотя ни за что не призналась бы в этом Лорен.

— Диана ведь сказала, что миссис Грант и миссис Литтон-Парк посчитали нас вполне подходящими для того, чтобы продолжить знакомство. А к мнению этих дам, судя по всему, все остальные склонны прислушиваться. Так что, думаю, мы можем быть спокойны, прозябать в одиночестве нам здесь не придется.

— У миссис Грант есть дочь моего возраста, — добавила Джейн. — Кажется, она очень дружна с Дианой Крейтон.

— По-моему, она скорее дружна с ее братом, — возразила Мэй. — Диана успела двумя-тремя словами намекнуть на что-то подобное.

— Ты считаешь, между ними какие-то особые отношения?

— Не знаю, это будет понятно, когда мы сами познакомимся с мисс Грант. Но, насколько я могла заметить, Ричард Крейтон из тех, кто нравится дамам, и при этом у него такая манера вести себя, что совершенно непонятно, что у него на уме.

— Да, он совсем не похож на нашего Джона, — задумчиво сказала Джейн.

— К счастью, не похож, — рассмеялась Мэй.

— Тебе все же не понравился мистер Крейтон?

— Он приятный юноша, но слишком уж остроумный.

— Разве остроумия бывает много? Мы с тобой и сами любим все эти шутки и милые колкости, — удивилась Джейн.

— Вот поэтому я и думаю, что остроумия порой бывает чрезмерно много, — засмеялась Мэй. — Джон такой серьезный, вдумчивый, рядом с ним и мне хочется быть серьезней, а мистер Крейтон явно предпочитает забавные, но бессмысленные разговоры.

Джейн попыталась взглянуть на новых знакомых глазами подруги и была вынуждена признать, что, во-первых, в чем-то Мэй права, и, во-вторых, несмотря на это, манеры мистера Крейтона ей приятны. А мисс Крейтон показалась ей просто очаровательной и такой элегантной!

— Думаю, нам четверым может быть очень весело вместе. Мэй, послушай, что плохого в том, что мы будем иногда встречаться и говорить о всяких несерьезных вещах? Все равно у нас не найдется достаточно времени для праздной болтовни.

— О, я ничего не имею против, ты неверно поняла меня. Просто Крейтоны слишком напоминают мне меня саму несколько лет назад, чтобы я могла ими восхищаться, это было бы нескромно, — полушутя-полусерьезно сказала Мэй. — И, конечно же, мы будем встречаться с ними так часто, как сможем, если Крейтоны не уедут вскоре обратно в Лондон.

— Да, пожалуй, нам стоит рассчитывать скорее на местных жителей, чем на гостей из Лондона. Хорошо бы мисс Грант оказалась славной девушкой, ее мать уж очень горделива.

Джейн откинулась на спинку скамьи, и тут же послышался глухой треск, сопроводивший вскрик девушки, — спинка обломилась, и Джейн упала спиной прямо в заросли кустарника, взметнув юбки. Мэй ахнула и бросилась на помощь незадачливой родственнице.

— Я же говорила, лучше тебе было не садиться на эту скамейку! — от испуга голос ее звучал сердито.

Джейн прищурилась и, когда Мэй подала ей руки, потянула подругу на себя, вместо того чтобы подняться на ноги.

Если бы кто-то в этот момент заглянул через забор в сад, он увидел бы двух хохочущих леди, исцарапанных и засыпанных листьями, в нарушение всяких приличий лежащих среди поломанных веток. К счастью для мистера Уэствуда и подобных ему поборников нравственности, в этот поздний час никто не полюбопытствовал, что происходит за стенами ограды еще недавно пустующего дома. Только служанка выбежала на шум и сурово выбранила обеих.

— Что это вы делаете? Хотите заработать воспаление легких? Улеглись на траву, когда в саду такая сырость! Не говоря уж о том, что вас может кто-нибудь увидеть! Ведете себя не лучше детей, честное слово!

— Не ругай нас, Энни, — примирительно сказала Мэй. — Мы очень устали за эти дни, и немного доброго смеха нам не повредит.

— Да что вы находите в этом смешного? — Энни подошла к молодым хозяйкам и поочередно помогла им выбраться из кустов и отряхнуть платья. — Сломали скамью, придется теперь платить деньги, чтобы все поправить…

— Думаю, наших средств на это хватит, — успокоила ее Джейн. — Мы представили, как курьезно выглядим со стороны, и рассмеялись, только и всего.

Энни лишь покачала головой и предложила дамам проследовать в спальни, пока они своими возгласами не перебудили соседей. Всякий раз, как миссис и мисс Эванс начинали шалить, вместе с малышками или одни, являлась Энни и призывала их вести себя пристойно. Обе леди привыкли к этой опеке и нежно любили свою преданную помощницу, довольствующуюся самым скромным жалованьем.

В эту душистую, лунную июньскую ночь три леди не спали и думали друг о друге.

Мэй удобно устроилась среди подушек и размышляла о проблемах своей молодой подруги. Когда они познакомились, Джейн еще училась в пансионе, потом оказалась вынуждена работать гувернанткой, и тяжелые условия жизни наложили отпечаток и на ее характер. Джейн казалась задумчивой, иногда печальной или озабоченной своей судьбой и будущим младшей сестры. Почти таким же был и Джон Эванс.

Всегда жизнерадостная, подвижная Мэй весенним лучом проскользнула в семью Эванс, и все они почти сразу подпали под ее благотворное влияние. Шутки и заливистый смех Мэй сперва казались Джейн удивительными проявлениями свободомыслия, недоступными ей, но от природы Джейн не была угрюма, и после каждой встречи с женой брата становилась чуть более открытой и непосредственной. Джон покорился обаянию мисс Хантер сразу, Мэй очаровала его раз и навсегда, и после шести лет брака для него ничего не изменилось, а расставание только усиливало его любовь к супруге.

Дольше всех сопротивлялась Лорен. Она еще в десять лет отчего-то вбила себе в голову, возможно, под влиянием преподавателей в пансионе, что высказывать свои подлинные мысли — неприлично. К тому же Лорен Эванс мечтала о том, что брат женится на состоятельной девушке, настоящей светской даме, которая поможет остальным Эвансам продвинуться в обществе.