Проклятье музыканта - Наталья Калинина

На незнакомке было алое платье, которое обнажало ее плечи и наполовину – грудь, плотно обхватывало талию и падало до щиколоток многоярусными пышными юбками. Ее черные волосы, полусобранные сзади, украшала крупная бордовая роза. Невероятно красивая девушка, ослепительная до боли в глазах, роковая до разбитых одной стрелой-взглядом сердец.

Я помнила, что образ ее переходил из одного моего сна в другой, но сюжеты стасовались, словно карты, и рассыпались в памяти сложным пасьянсом, который к утру уже не вспомнился. Запомнился лишь последний перед пробуждением сон, в котором девушка танцевала босой с таким отчаянием, словно это был не танец, а поединок не на жизнь, а на смерть. В какой-то момент, наблюдая, будто со стороны, за ней, я вдруг подумала, что танцует она на сложенных для костра дровах, надеясь выторговать у смерти еще ночь жизни в обмен на свой страстный танец. Юбки танцовщицы взметались, как всполохи огня, открывали ноги до колен, волосы разметались по спине. Запрокинув лицо и прикрыв глаза, девушка плакала, и по ее щекам катились кровавые слезы. Это зрелище мне показалось одновременно и завораживающим, и жутким. Засмотревшись на нее, я пропустила тот момент, когда юбки платья стали языками пламени, облизывающего лодыжки девушки, подбирающегося по ее голеням к бедрам, скрывающего взметнувшиеся кверху руки. Пламя поглотило ее, а из моего горла вырвался хриплый крик, который разбудил мужа. Рауль обнял меня, но я уже не смогла уснуть из-за ощущения тревоги. Нехорошие предчувствия отравили мое настроение: со снами я была в особых отношениях, иногда они оказывались вещими и предупреждали об опасности.

Но в счастливом утре, которое я провела вместе с мужем, эти тревожные предчувствия растворились без остатка.

В субботу, в день рождения Рауля, я встала пораньше, чтобы испечь к завтраку пирог, который он любил. Но успела лишь выставить на стол глубокую миску для замешивания теста, когда за моей спиной раздался голос мужа:

– Что ты делаешь?

Я ойкнула и резко оглянулась. Рауль стоял в дверном проеме, взъерошенный со сна, босой, в одних потертых домашних джинсах, и щурился, разглядывая меня. Я с трудом отвела взгляд от его голого торса, от пантеры на плече и, доставая из ящика ложку, призналась:

– Пирог хотела испечь. А ты мне испортил сюрприз. Не думала, что ты так рано встанешь.

– Я проснулся, потому что тебя не было рядом.

Он подошел ко мне и, обняв, уткнулся небритым подбородком мне в шею. Ложка, которую я держала в руках, едва не выскользнула из пальцев: когда Рауль вот так прикасался к моей коже, когда целовал за ухом, когда шептал что-нибудь в волосы, я переставала существовать. Я обняла его, уткнувшись лицом ему в грудь, вдыхая еле уловимый запах одеколона, впитавшийся в кожу. Какая выпечка, когда для меня в этот момент Земля останавливалась! В такие моменты мне хотелось задержать время, превратив мгновения в вечность. Счастье – это когда есть кого обнять.

Рауль словно прочитал мои мысли, потому что тихо рассмеялся. Я нехотя разжала руки, выпуская его, и отвернулась к холодильнику, чтобы взять пакет молока. Когда повернулась, муж уже сидел на высоком табурете за стойкой и, подперев кулаком щеку, с легкой улыбкой наблюдал за мной. Его глаза сейчас казались темными из-за того, что сидел он спиной к окну, но в зависимости от освещения они могли менять цвет от прозрачного зеленого до зеленого бутылочного оттенка.

– С днем рождения! – запоздало поздравила я.

– Угу! – кивнул он, продолжая с легкой улыбкой рассматривать меня.

– Что?

– Мешаю?

– Отвлекаешь.

– Иди сюда, – сказал Рауль, беря меня за запястье и притягивая к себе. – Оставь это… Позавтракаем в кафе. Потом.

Пирог в то утро я так и не испекла. И, может, в тот день мы никуда и не вышли бы из дома, если бы не обещание родителям приехать к ним на обед.

Сеньора Пилар и сеньор Андрес жили от нас в часе езды на машине. Раньше Рауль снимал квартиру в соседнем с ними поселке, но она оказалась слишком мала для двоих, и мы нашли подходящую нам по всем параметрам квартиру на побережье.

По дороге мы заехали в один из торговых центров и купили гостинцы и небольшие подарки для родителей, после чего направились в Санрок. Каждый раз, когда я приезжала в этот поселок, меня накрывало одно и то же ощущение: будто внутри меня сжималась какая-то пружина, а затем резко выстреливала. С этим поселком оказалось связано слишком много, от хорошего до плохого, он отпечатался в моей памяти еще до моего рождения и звал меня с раннего детства через вещие сны. Здесь я встретилась с Раулем, здесь узнала тайну своей семьи.

Не знаю, догадывался ли муж о том, о чем я думала в этот момент, молча разглядывая в окно выстроившиеся вдоль дороги стеной к стене прилегающие друг к другу каменные дома. Может, считал, что на меня каждый раз накатывает грусть, вызванная воспоминаниями о дедушке, которого я и знала всего-то ничего, но успела полюбить. А я каждый раз перебирала свои воспоминания будто четки, освежая их, на каких-то «бусинах» останавливаясь дольше, каких-то касаясь лишь на мгновение. Вон бар, в котором я впервые увидела Рауля на сцене. Все так же открыт, и улыбчивый бармен-перуанец продолжает работать в нем. Вот библиотека, похожая на здание космодрома из старых фильмов про будущее, тоже сыгравшая в моей судьбе важную роль. Каждый раз при взгляде на нее мне вспоминалось августовское утро, наш первый разговор с Раулем, волнение, которое вызывал у меня тогда этот обаятельный зеленоглазый парень… Я бросила мельком взгляд на мужа, скользнула взглядом по его профилю, по рукам, уверенно лежащим на руле нашей недавно купленной «Тойоты». Муж почувствовал мой взгляд и, глянув на меня, вопросительно поднял бровь. Я качнула головой и молча улыбнулась.

Когда мы сворачивали к старой фабрике, я, к радости, увидела старика Пако, местную знаменитость. Старичок давно жил в своем воображаемом мире, почти не соприкасающемся с реальностью. Вот и сейчас стоял он на пешеходном переходе посреди дороги, одетый, как всегда, экстравагантно – в белую рубаху, воротник и полы которой выглядывали из-под серой куртки, в спортивные синие штаны с широкими красными лампасами и домашние тапочки. Старик опять пытался регулировать движение, крича в сигаретную пачку будто в рацию. Рауль засмеялся и притормозил. Пако глянул в сторону нашей машины и взмахнул рукой, словно давая разрешение, а затем зашаркал к тротуару. Остановившись на его кромке, он вошел уже в другую роль: свесил вдоль лампасов руки и пронзительно заголосил какую-то песню, сопровождая каждую высокую ноту энергичным встряхиванием головы.

– Зря ты не пригласил его в группу, – засмеялась я.

– Когда-нибудь мы с ним еще споем дуэтом, – ответил, улыбаясь, Рауль.

Я мельком оглянулась в сторону домика, который, так же как и фабрика, достался нам с двоюродной сестрой по наследству. Мы с Марией решили не продавать его, а сдавать, и месяц назад в него заселилась молодая семья.

– Мне хотелось бы навестить Кармен и Хуана, – сказала я Раулю, подумав о живущей по соседству пожилой паре, которая в мой первый приезд приняла меня очень тепло. – Сегодня не получится, но в следующий раз – обязательно.