Иствикские вдовы - Джон Апдайк

— Думаю, Уиллард, — сказала она, подстраиваясь под его осмотрительно-рассудительный тон, — рога самца-оленя, которого мы видели вчера на обочине шоссе, сразу после остановки у водопада Атабаска. Я и представить себе не могла, что они могут быть такими большими. Хайди назвала их вешалкой. Эта «вешалка», кажется, доходила до конца его спины и даже оттягивала ему голову назад, прямо страшно было, как бы она не сломала ему шею. Ак… ак… ак… эк… — Язык не слушался ее. Быть может, этот реинкарнированный Джим был колдуном? Поскольку он ничего не сказал, она добавила лепечущим голосом, какой бывает у женщин, смущенных мужским молчанием: — Представьте себе — носить на себе все это только для того, чтобы отгонять других самцов и защищать свой гарем. Сколько там Хейди сказала — до сотни самок?

Сколько совокуплений требуется Природе? Тема возбудила Хайди, она раскраснелась; пятна на ее щеках были видны с середины автобуса, где Александра сидела рядом с другой вдовой (выше было замечено, что во всей группе одинокими были только Александра и Уиллард — нестыковка). Хайди продолжала в своей ласково-успокоительной манере бортпроводницы рассказывать, как вся эта борьба и «служение своим дамам» изнуряли старых самцов и делали их на пороге надвигающейся зимы обессиленными и полуживыми от голода. И они умирали, позволяя молодым самцам-холостякам, тайно бродящим вокруг гарема, занять их место. Они умирали из-за бешеного стремления Природы к размножению.

Поток мыслей Александры, высказанных и невысказанных, видимо, побудил Уилларда Макхью к ответной доверительности, потому что он совершенно неожиданно произнес:

— Александра, я искренне сочувствую вашему недавнему горю.

Итак, он знал ее имя и был осведомлен о ее горе. В своей серьезной манере он тоже принимал участие в сплетнях, по-петушиному наклоняя слегка вытянутую голову набок, словно поудобнее подставлял ухо.

— Моему горю?

— У вас недавно умер муж. Мне доверила это по секрету одна из дам — ваших приятельниц.

Дам-приятельниц? Александра попыталась вспомнить, с кем из собранного в этом туре стада скучных перекормленных человеческих самок она говорила. Вообще она старалась избегать разговоров, и остальные женщины чуяли эту ее наэлектризованную отчужденность — отрицательный заряд потенциального разрыва, ведьмовское презрение к нормальному, прирученному порядку вещей.

— Кто бы ни была эта дама, она права. Джим умер три месяца тому назад.

— Мне очень жаль, Александра.

— Спасибо, Уиллард.

Он хотел сказать что-то еще, но она со своей вдовьей неуклюжестью этим «спасибо» перебила его. Однако он продолжил тем же сахарным меланхоличным голосом:

— Я знаю, что вы сейчас испытываете. Мой партнер умер в прошлом году. Мы прожили вместе тридцать семь лет.

«Партнер». Одно из новых кодовых слов, удобно нейтральных. Значит, Уиллард один из этих. Ее одурачили. Александра почувствовала облегчение и негодование: этот педик зря тратил ее время. С другой стороны, чего стоит ее время? Все меньше и меньше: она — старая дама постклимактерического возраста, выброшенная на свалку Природы, пережившая библейский рубеж семидесятилетия.

— Это большой срок, — сказала она, не добавив — для пары педиков, которые печально известны тем, что порхают с места на место, разбивая друг другу сердца неверностью, в своем необузданном влечении к более молодым педикам.

— Он был чудесным человеком, — грустно признался этот нарушитель ее одиночества. Он бы продолжил, объясняя в подробностях, что именно чудесного было в его партнере, если бы Александра снова вежливо не перебила его:

— Я в этом не сомневаюсь. Спасибо вам за компанию, Уиллард. Теперь, когда стемнело, свет в отеле выглядит так уютно, не правда ли?

— Может быть, выпьем что-нибудь вместе там, в шато?

Так. Значит, обнародовав свою ориентацию, он почувствовал себя свободным и решил проявить большую настойчивость.

— Благодарю вас, Уиллард, — ответила она. — Вы очень любезны. Но думаю, мне лучше пойти полежать перед ужином. Я плохо сплю в этой поездке. Работы оказалось больше, чем я ожидала. Полагаю, дело в высоте и необходимости все время упаковывать и распаковывать вещи. А кроме того, столько Природы! — Надеясь, что, как бы ни ранил его ее отказ, этот тампон из поспешно слепленных слов остановит кровотечение, она добавила: — И конца этому не видно! Хайди сказала, что завтра придется встать до рассвета, чтобы полюбоваться восходом солнца из-за горы Виктория. Должно быть, они принимают нас за девчонок и мальчишек! Вероятно, я пропущу это мероприятие.

Однако вопреки сказанному она попросила, чтобы ее разбудили в половине шестого. Пронзительный звонок телефона прервал сон, который она в тот момент видела, сон об Иствике — туманное утро, морские испарения, каплями оседающие на оконном стекле, дети уже ушли в школу, она пытается делать что-то по дому, но напряженно ожидает прихода Джо Марино. Во сне он принес ей в подарок цыпленка, живого, но упакованного в плотную оберточную бумагу с розовыми полосами. Ей следовало поблагодарить его, но в глубине души она пришла в ужас: что ей делать с этим цыпленком? Даже если она сумеет заставить себя свернуть ему шею, она не знает, как его ощипывать. О чем только думал милый Джо? За всем этим стояли смехотворные, свойственные среднему классу предрассудки. Почему мужчины не могут просто трахнуть тебя, не заботясь о бесполезных подарках? Сердитый птичий глаз поверх воротника из оберточной бумаги пригвоздил ее своим взглядом. Из горла птицы послышался жуткий режущий звук: это надрывался телефон — звонили, чтобы разбудить ее. То был ее шанс, «день, дарованный тебе». У Александры больше никогда не будет возможности увидеть озеро Луиза.

Она быстро нацепила одежду и вышла, не приняв душа, сонная, в темноту, где присоединилась к толпе туристов, собравшихся на мощеных ярусах и обсаженных кустарником дорожках между отелем и озером. Это было похоже на площадь какого-нибудь европейского города, где турист, не ко времени рано вставший, бывает поражен количеством людей, наискось поспешно пересекающих ее по дороге на работу и выставляющих напоказ трудовую жизнь, обычно скрытую от гостей за театральной декорацией дворцов, соборов, музеев и неоправданно дорогих ресторанов, помогающих скоротать выходные дни. Супруги-азиаты тоже были здесь, как и восемь австралийцев, все фотографировали друг друга на фоне озера и гор; они тут же радостно, кадр за кадром, стали снимать и Александру, обещая прислать фотографии. В группу уже начало проникать прощальное настроение, хотя им предстояло провести еще два дня в Банфе и день в Калгари.

Розовый ореол над заснеженной вершиной Виктории расширялся дюйм за дюймом, распространяясь и вниз по поверхности горы. Ее горизонтальные пласты, резко обозначенные благодаря лежавшему на них снегу, отмеряли поступательный ход рассвета. Продолжая постепенно разрастаться, розовый ореол становился золотым; свет дня вступал в свою царственную силу над зеркальной поверхностью сверхъестественно синего озера, в которой — как Золото Рейна, ослепительным блеском сияющее со дна в лучах солнца, проникших сквозь толщу воды, — зависло перевернутое отражение осененного зарей пика.