Джек и Джилл - Джеймс Паттерсон

Бесконечные переговоры по полицейским радиостанциям, казалось, так и зависли в воздухе, мешая дышать. Мне не давал покоя запах крови маленькой девочки. Он завяз у меня в ноздрях и жег горло, и, что самое страшное, застрял у меня в мозгу.

Недалеко от меня плакали родители Шанел Грин, и вместе с ними проливали слезы многие жители нашего квартала, даже не знакомые с убитой горем семьей. В любом городе каждой развитой страны, смерть ребенка такого возраста рассматривается, как ужасная катастрофа. Но только не в Вашингтоне, где ежегодно сотни детей умирают насильственной смертью.

– Я хочу как можно больше времени уделить опросу местного населения, – обратился я к Рэйкиму Пауэллу. – Мы с Сэмпсоном лично пройдемся по близлежащим улицам.

– Я тебя понял, – кивнул детектив. – Работа очень трудоемкая, так что о сне можно забыть. Отдых сейчас – непозволительная роскошь.

– Пошли, Джон, – позвал я Сэмпсона. – Пора браться за дело.

Он не стал ни возражать, ни спорить со мной. Убийства, подобные произошедшему, либо раскрываются в первые двадцать четыре часа, либо не раскрываются вообще. И мы оба прекрасно знали об этом.

Начиная с шести часов этого холодного, промозглого утра, мы с Сэмпсоном методично утюжили район, и в этом нам помогали другие детективы и патрульные полицейские. Львиная доля работа, конечно же, досталась нам. Приходилось посещать дом за домом, задавая их обитателям бесчисленные вопросы. Надо было действовать со всей энергией, чтобы побыстрее раскрыть это отвратительное убийство.

Около десяти утра нас огорошили еще одним убийством, произошедшим в Вашингтоне. Накануне вечером прикончили сенатора Дэниэла Фитцпатрика. Да, что и говорить, ночка выдалась веселой.

– Это не наши проблемы, – безразлично, с холодком, резюмировал Сэмпсон. – Пусть другие ломают головы.

Я не мог с ним не согласиться.

Однако через некоторое время мы с Сэмпсоном столкнулись с проблемой, касающейся нас: никто из опрошенных не мог пролить свет на случившееся возле школы Соджорнер Трут. Никто ничего подозрительного не заметил. Ничего, кроме обычных жалоб на торговцев наркотиками, самих наркоманов, проституток, работающих на 8-ой улице и растущее количество банд подростков.

Но ничего необычного.

– Все просто обожали эту милашку Шанел, – вздыхала продавщица бакалейного магазина – пожилая латиноамериканка неопределенного возраста, которая, как мне показалось, целую вечность торговала возле школы. – Она всегда покупала у меня конфеты. У нее была такая очаровательная улыбка…

И хотя я ни разу не видел, как улыбается маленькая Шанел, мне легко представлялось это. В то же время из головы не выходила изуродованная правая часть лица девочки, отпечатавшаяся у меня в мозгу. Теперь эта картина постоянно была со мной, словно те фотографии близких, которые многие хранят в бумажниках.

Дядюшка Джимми Ки, американец корейского происхождения, владевший несколькими торговыми точками в нашем районе, с удовольствием поделился своими соображениями со мной и Сэмпсоном. Джимми наш старый добрый приятель. Иногда мы вместе ходим посмотреть игру «Рэдскинс» или «Буллетс». В разговоре он упомянул имя, которое стояло на первом месте в нашем небольшом списке подозреваемых.

– А как насчет того неудачливого актера Оторвы-Чаки? – Дядюшка Джимми сам первым вспомнил его, когда мы беседовали за столиком в Хо-Ву-Йанге, его ресторанчике на 8-й улице. На стене, прямо за спиной Джимми, висел небольшой плакатик с надписью:

«Иммиграция – самая искренняя форма лести».

– Ведь никто до сих пор так и не может поймать эту скотину, – напомнил Джимми. – Это, пожалуй, самый поганый человек во всем Вашингтоне. Не считая, разумеется, президента, – добавил он и злобно рассмеялся.

– Никаких трупов, никаких доказательств, – возразил Сэмпсон. – Мы до сих пор не знаем, существует ли этот Чаки на самом деле.

И это было сущей правдой. Вот уже несколько лет в районе ходили слухи о каком-то чудовищном убийце детей, орудовавшем в Нортфилд-Вилледж. Однако никто не мог сообщить по существу дела ничего определенного. Поэтому ничего доказано не было.

– Чаки не выдуман, – настаивал дядюшка Джимми, и его и без того узкие глаза превратились в тоненькие щелочки. – Он настолько же реален, как и сам дьявол. Иногда он даже снится мне по ночам, Алекс. И детям, которые живут поблизости.

– Ну, а что-нибудь более осязаемое, чем сны, известно об этом типе? Где его видели? Кто его видел? Как он выглядит? – возразил я. – Если можешь нам помочь, Джимми, то давай.

– О, с превеликой радостью, – всплеснул руками кореец. Он кивнул и набычился, так, что его пухлые губы, тройной подбородок и шея превратились в единую гармошку жирных складок. Джимми всегда одевался в шоколадно-коричневый костюм и носил желто-коричневую фетровую шляпу, съезжавшую ему на нос, когда он принимался жестикулировать. – А ты по-прежнему медитируешь, Алекс? Вступаешь в контакт с энергией «ци»?

– Я об этом иногда думаю, Джимми. Сейчас уровень моей энергии низковат, но меня беспокоит не это. Расскажи нам лучше про Чаки.

– Мне известно много историй, связанных с Оторвой-Чаки. Им даже пугают маленьких детей. Да что дети, если его боятся даже настоящие бандиты! На детских площадках среди молодых мам и бабушек, гуляющих с ребятишками, только о нем и судачат. И в моих магазинах частенько услышишь грустную историю об исчезновении ребенка. Я допускаю, что все эти рассказы имеют под собой почву. Нет хуже того, кто наносит вред детям. Я прав, Алекс? Или, может быть, ты думаешь иначе?

– Нет, я с тобой полностью согласен, поэтому мы с Сэмпсоном и болтаемся здесь с раннего утра.

Мне и раньше приходилось слышать о растлителе и убийце малолетних по кличке Оторва-Чаки. Поговаривали даже, что он иногда отрезал детям гениталии, причем пол жертвы не имел значения. И мальчикам, и девочкам. Не знаю, насколько правдивы пересуды о Чаки, но действительно, подобные случаи имели место в Нортфилде и Саутвью-Террас, неподалеку от этих мест. Кроме того, несколько детей просто бесследно исчезли.

У полицейских района не хватило ни сил, ни средств создать эффективную группу для поимки Чаки, при условии, конечно, что тот действительно существовал. Несколько раз я пытался поднять этот вопрос у своего начальства, но так ничего и не добился. Лишних детективов для патрулирования юго-восточного района выделять никто не собирался. Такой несправедливый подход настолько бесил меня, что я становился просто одержимым.

– Звучит, словно продолжение сериала «Миссия невыполнима», – заявил Сэмпсон, когда мы направлялись по Г-стрит к казармам морской пехоты. – Мы предоставлены сами себе и должны гоняться за химерой.

– А ты нашел хорошее сравнение, – невольно улыбнулся я, глядя на Человека-гору и удивляясь его воображению.

– Я думал, тебе этот образ понравится, – попытался оправдаться Сэмпсон. – Ведь ты у нас человек культурный и утонченный.